стало тошнить, идти было невмоготу. Он лёг и стал передвигаться ползком. Доползёт ли он и сколько уже времени прошло, Николай не знал, как не знал и того, что его напарник – связист убит. Пулеметная очередь прошила его грудную клетку в трех местах, одна из пуль угодила прямо в сердце…
Теряя сознание, он успел увидеть, как его подхватывают несколько пар рук, куда – то несут, лица становились расплывчатыми, и наступила полная темнота. Ему чудилось, что он дома и нет никакой войны, он лежит в теплой постели под ватным одеялом, но не понимал, почему чей- то голос рядом все время просит пить, зовет сестру…
Никола очнулся в палате окружного госпиталя далеко от передовой. Тут не было слышно стрельбы, разрывов снарядов и мин, зато туда-сюда сновали люди в белых халатах и офицеры, на петлицах у которых были эмблемы медицинской службы. Он лежал на спине, ощущая тупую боль в правом бедре, где- то возле ягодицы, в левом запястье. Голова раскалывалась от боли, вызванной высокой температурой, все тело было мокрым от пота, повернуться или встать не было сил, а когда попытался, боль тут же усилилась, и, прекратив всякие попытки двигаться, он беспомощно лежал.
Придя в себя, он понял, где находится. Рядом на койке лежал раненый офицер и просил пить. На соседней – какой то солдат звал сестру. Николай стал припоминать последние события, он восстанавливал связь… потом начался авианалёт… боль в бедре… он полз… мысли путались…
– Ну что жив, герой! Как себя чувствуешь? Никола повернул голову и увидел офицера медицинской службы в халате поверх форменной одежды. Это был капитан медслужбы Никитинский, который как выяснилось, его оперировал.
– Повезло тебе, если б не часы, остался бы ты брат без руки, сказал капитан. Николай ничего не понимал, ранен вроде в правое бедро… Он недоуменно смотрел на капитана, но тот уже пояснял:
– У тебя ДВА ранения. Когда везли в госпиталь, тебя еще раз ранило, но уже осколком. А это вот то, что от твоих часов осталось, возьми как талисман. И капитан протянул Николаю остатки часов кировского завода, на помятой задней крышке виднелась гравировка: «Сержанту Таранцеву за отличную службу от командования»
– Так что жить будешь и ходить тоже, только сейчас вставать тебе запрещаю, а по нужде захочешь сестру зови.
– Да кстати, вот тебе еще и осколки твои. Те, что смог извлечь, оставь на память. А те, что не смог… Никитинский встал.
– А сейчас отдыхай…
Николай закрыл глаза и попытался уснуть, но в памяти вставали воспоминания произошедшего, погибшие сослуживцы, застрелившийся солдат, обстрелы немецкой артиллерии.
…Понемногу он проваливался в сон, и ему опять снилось родное село и отчий дом. Разбудила его молодая медсестра, которая принесла какие- то порошки и велела их принять вовнутрь с водой, потом стала заворачивать одеяло, чтобы сделать укол и тут Николай понял, что лежит совсем без одежды. Ему стало немного не по себе.