Леонид Ильич Брежнев»!.. До духовности ли было тогда? Падающий и постоянно нуждающийся в повышении «духовный уровень комсомольцев» не в счет. Чем, а, главное, зачем его можно было измерить?
Помню, сидел в институтской библиотеке и конспектировал работы В.И. Ленина: смотришь на номера страниц, записанные на лекции, и переписываешь в конспект цитаты из ленинского тома. Нужные студентам страницы тома за много лет истрепались до состояния промокашки. Когда работа над конспектом была закончена, я решил полистать и посмотреть, что еще писал Ленин. И вдруг увидел, что большинство страниц просто не были разрезаны. Их никто никогда не читал.
Чуть позже М.С. Горбачев все-таки попытался вытащить на свет Божий духовность в виде «социализма с человеческим лицом». Но проиграл диссидентской, куда более опытной духовности набравшейся опыта и слов с новыми смыслами на фронте борьбы с «тоталитаризмом». Я хорошо помню, как духовно-кухонные интересы переросли в идеологию, не менее страшную, чем сталинская. Главное было погромче крикнуть в телевизоре и газетах. Вы смеете возражать?.. Да мы бежали перед немцами в сорок первом по сто километров в день!.. Да мы угробили сто пятьдесят миллионов крестьян в Сибири! Вам мало?.. Ну, тогда мы «могем исчо». Во имя побеждающей новой духовности, мы придумаем новые цифры и факты, мы перевернем все с ног на голову, но мы заставим вас верить и «голосовать сердцем».
Не знаю как «за бугром», но наш российский лакей, укравший барские сапоги, способен на нечто совестливое разве что у Федора Достоевского. Когда Советская Власть на прощание вильнула хвостиком, и дело дошло до дележа государственных закромов, духовность, казалось бы, всегда преобладающая над материальным вдруг нырнула в грязную политику, и – черт бы ее побрал! – наилегчайшим образом превратилась в силу, наглость и прожженный материальный интерес. С рухнувшей и обвиненной во всех смертных грехах страной можно было делать все, что угодно… Главное было сделано раньше. Приговор новой духовности – «эта страна не имеет права на жизнь», – пересмотру уже не подлежал. В России рождалась новая элита на старых дрожжах. Она расставляла все на свои места: слова имели право быть только словами, а деньги – большими, решающими все, капиталами.
Я встаю из-за стола и отхожу к окну. Закуриваю и смотрю на облачко дыма… Наверное, из меня получится плохой теоретический исследователь. Я всегда подозревал, что теоретик, заранее зная конечную цель своей теории, пытается выстроить логическую цепочку доказательств некоей системы. То есть клетки из слов. Смешно, честное слово!.. Но именно клетки. Сиди в ней и чирикай, философ.
Где-то слышал, что даже самое простое слово может иметь целый куст понятий. Но для меня эти понятия только оттенки слова и я всегда пользуюсь ими интуитивно. Художник не может рассуждать о смысле отдельно взятого голубого или красного цвета. Художник всегда враг системы логических доказательств.
Но я – не философ, а только художник! – все-таки спрошу, а как давно началась эта каша с