прощание с Зигфридом собралось очень много людей. Все подходили к ней, выражали свое соболезнование. Наташа кивала, радуясь, что несостоявшаяся ее свекровь позаботилась о густой вуали, что никто не может видеть ее лицо, глаза, губы. Только общие очертания. И этого вполне достаточно для жадно любопытных глаз.
Потом тело кремировали, все попрощались и разъехались по домам. Даже поминок не устроили, как это в России полагается. В тихом безжизненном доме они уселись за пустой огромный стол в громадной столовой. И все. Тогда Наташе, несмотря на ошеломление и ощущение, что она никак не может проснуться, находясь в самом эпицентре ночного кошмара, пришло в голову рассказать, как прощаются с ушедшими в мир иной у нее на родине. Они недавно хоронили дальнего родственника, так что она была в курсе всех деталей. Кутья, блины, красная икра (черную тоже можно, но она очень дорогая, а красная – в самый раз), водка. И пить нужно не чокаясь. И говорить о покойнике. Вспоминать, какой он был. И произносить: «Пусть земля будет пухом» и «Вечная память». Родители слушали с интересом. Видно было, что они цепляются за любую возможность смягчить свое горе.
– Хотите, я испеку блины? – предложила Наташа.
– А я съезжу в русский магазин за икрой и водкой, – подхватил Лутц.
– А я на стол накрою, – взялась за дело Бруна.
Через час они уже сидели на кухне перед горкой блинов и поминали Зигфрида по русскому обычаю.
– Я прошу тебя, оставайся у нас навсегда, будь нашей дочкой. Мы все бумаги оформим: вид на жительство и прочее. Нам пойдут навстречу. Это особый случай. Будешь жить с нами, мы все оставим тебе, – упрашивал Наташу Лутц.
– Зигфрид очень любил тебя. И я всегда мечтала о дочке, – подхватывала Бруна. – Оставайся с нами. Ты не пожалеешь. Тебе будет хорошо, увидишь.
Наташа и мысли не допускала, что останется жить в их доме. Она бы тут, у них, никогда не выкарабкалась из своего горя. Это ей стало понятно с первых часов пребывания там. Но и уехать сразу она не смогла. Уж очень жаль ей было этих несчастных родителей. В память о Зигфриде, ради него продержалась она достаточно долго, больше трех недель, рядом с ними. И это было незабываемое время. Несколько вечеров подряд Лутц и Бруна просили Наташу испечь блины. Им очень понравились поминки, то облегчение, которое им приносил алкоголь, и разговоры о детстве сына. Очень пышно, с разнообразными деликатесами и изысканными винами отметили девять дней. И потом Наташа велела передохнуть. Потому что, по всем приметам, после девяти дней немного легчает, отпускает чуть-чуть.
– Будем отвлекаться иначе, – сказала она, лихорадочно стараясь что-то придумать.
А Лутц и Бруна придумали для Наташи сюрприз. Они постучались к ней в ее спальню, когда она уже переоделась в ночнушку и готовилась улечься спать, и вручили непонятную коробку, перевязанную красивой ленточкой.
– Вот, – сказал Лутц, – это чтобы тебе не было грустно в кровати одной. Развлекись.
Бруна приветливо