морды. Это было настолько неожиданно, что никто даже не закричал. Тот, что перелез первым, окинул быстрым взглядом всю обстановку и скрипучим голосом сказал:
– Лезь, чертушка, здесь одна токмо баба. А вы цыц! Кто заорет – шею сверну как куренку!
Он был весь заросший клокастой бородой, глаз не было видно из-за нависших густых бровей, и в руке у него поблескивала какая-то железка. Он стал по стенке медленно обходить комнату, и тут Анна поняла, что она одна здесь из взрослых и, если им отрежут путь внутрь дома, то убежать через сад у детей шансов нет совсем.
– Девочки, – как можно спокойнее постаралась произнести она, – уходите в гостиную. Медленно.
Второй мужик оказался еще страшней первого, потому что улыбнулся беззубым ртом на слова гувернантки.
– Цыпа-цыпа-цыпа, – подзывал он ее и трусил тремя пальцами, как бы сыпля корм. – Ах, какая резвая курочка!
Настя от ужаса окаменела в дверях, а Шурка медленно-медленно опустилась на корточки.
«Испугалась, деточка моя», – пронеслось в голове у Анны, а после мысли замелькали, как стеклышки в калейдоскопе, только совсем не такие радужные: «Кричать нельзя, барыня побежит, оступиться может. Да лестница еще! А ну, как выкинет. Нет, нельзя. А позвать кого-то надо! Одной не справиться с двумя. Девочек. Девочек надо убрать от греха!» Она посмотрела на Александру и не увидела страха в ее глазах. Анна, продолжая глядеть на Шурку, потянулась к бронзовым каминным часам, изображавшим пастуха и пастушку.
– Э-е-ей! Ты что задумала, дева моя! – просипел первый разбойник. – Не надо!
Аннушка кивнула Шуре и та молнией метнулась к Насте, зажав в руке швабру, подобранную с пола. Шурка со всей силы пихнула оцепеневшую сестру, сбив ее с ног, захлопнула за собой дверь и, пока второй разбойник преодолевал смешное расстояние в два шага до нее, успела сунуть палку в ручки двери и теперь они прилипли лицами к стеклу с двух сторон – ребенок и старик.
– Бегите! – теперь уже ничего почти не соображая кричала им Анна. – Через окно, к соседям! Бегите!
«Девочки не должны ничего бояться!» – прошептала она сама себе, и, с откуда-то взявшейся силой, запустила тяжеленными часами в окно столовой. Посыпались стекла, необычный шум привлек внимание, за оградой послышались людские голоса.
– Зачем же ты, – укоризненно прошептал первый разбойник. – Не надо шуметь.
Он подошел, почти обнял Анну, сделал какое-то короткое, почти незаметное движение, и теперь смотрел ей прямо в лицо. Она охнула, но боли почти не почувствовала. Бандит дождался, пока глаза ее стали мутнеть, и тогда потянулся рукой к сережкам. Он сорвал их, и долго не мог снять с пальчика кольцо одной рукой. Тогда он бросил Аннушку на стол, и, провернув его несколько раз, все-таки снял.
– Эх, девка! Ну, зачем? – сокрушался он, собирая со стола серебряные ножи, ложки и вилки.
Второй в это время выворачивал ящики шкафов и комода, собирая в мешок все, что ему приглянулось. Со стороны кухни раздались женские крики и визг, от соседней дачи бежали мужики.