тут останешься…
Иван проводил отца понимающим взглядом и, когда тот прикрыл за собой дверь своей спальни, потихоньку вышел во двор. Уже наступила глубокая ночь. Улеглась на чистой соломенной подстилке в закуте корова, продолжая и во сне пожевывать свежее сенцо, изредка квохтали на своем шестке под потолком куры, чуть слышно похрюкивал поросенок в омшанике. Было уютно здесь, в этом мире большого двора, и Иван не удержался от того, чтобы не присесть на широкую скамью, пристроенную к стене дома, и вдохнуть родные с малолетства запахи.
Невольно ему вспомнилось собственное детство. Вспомнилось, как любил он больше всего на свете именно свой двор и эту скамью в нем, на какой часто даже спал, принося из дома набитый соломой матрац и одеяло с подушкой. Часто потом, особенно во время воинской службы на Кавказе, ему снились те теплые, наполненные паром коровьего дыхания ночи. И как ни красивы были окружавшие его горы со снеговыми вершинами и пушистой зеленью густых лесов по склонам – лучше места, чем Архарово, с озером, высоченными соснами, зарослями сирени на улицах и вот этим двором в родительском доме, он и вообразить не мог.
Конечно, Кавказ во время службы на нем Ивана был сильно испорчен войной с озверевшими бандами, чье присутствие ощущалось и на лесных склонах величавых гор, и даже на их покрытых снегом и ослепляющих своим сиянием вершинах, но не это было главным. Главным было то, что Иван очень скучал по своей родине и мечтал поскорее вернуться сюда, под крышу этого двора. И он наотрез отказывался понимать старшего своего брата Федора, сменявшего родную землю на море, а теперь и Вовку, писавшего матери, что лучшего места, чем Москва, на всей земле не сыщешь.
Был Иван и у Вовки в Москве, и у Федора в Мурманске. И там и там было на что посмотреть – и только. Поглазел по сторонам, потолкался в метро, подышал морским воздухом и захотел домой. Потому что нечего было ему делать ни в Москве, ни на берегу студеного Баренцева моря. Не для них он родился на свет. Да и люди, что на Кавказе, что в Москве, что на Кольском полуострове показались Ивану какими-то не совсем здоровыми и как будто недовольными тем, что Бог определил им такие места жительства.
«Или все они родились в других местах, – думал тогда Иван, – а тут оказались поневоле, отчего и ходили по земле с оглядкой, веселились с напряжением, плакали от неосознанной тоски по своей настоящей родине. А вот Колька с Сашкой, хотя и мечтают поскорее уйти в армию, останутся в Архарове на всю жизнь», – решил вдруг Иван. И даже улыбнулся этой мысли, как будто сам стал таким же мальчишкой, как братья, которым всегда находилось чем заняться в их дворе и в их родном селе.
Другие их сверстники только о том и мечтали, чтобы поскорее окончить школу и уехать из Архарова куда-нибудь подальше, а братья нет. Они еще и в первый класс не ходили, а уже чертили план дома, какой построят себе на озере. Даже не дом им виделся, а большой корабль-ледокол, с «вечным двигателем» и выходом в открытый космос, откуда будет им видно всю Землю и все нужды живущих на ней людей, которых они будут спасать и от голода, и от холода, и от всякого зла.
Удивительно,