Геннадьевна! У меня кофта пропала. Новая. С этикеткой.
– Не рыдай. Что за кофта?
– Сиреневая, с пайетками. Я ее ни разу не надевала. К нам ночью ребята прибегали из старшей. Все вещи перетрясли.
– Что взяли?
– Только хавчик заграничный. Вы только не говорите им, что мы жаловались, нам и не жалко этих гамбургеров. Они все равно невкусные.
– Я бы вам их есть не разрешила. Больше суток в пути – ими же отравиться можно! – Елена Геннадьевна немного возмущенно попыхтела. – Ладно, разберемся. Кофты ваши мальчишкам точно не нужны.
Пропало еще кое-что из подаренных обновок. Но у девчонок вещей не оказалось. Возмущенные старшеклассницы предложили воспитателям искать лично. Воспитатели посоветовались и решили, что девочки говорят правду: все вещи здесь знакомы, новинки наперечет. А уж настоящее импортное заметят сразу.
Кофточка всплыла случайно. Глазастые девчонки узрели свою собственность на одной из дочек нашего сторожа. Нехорошо вышло.
За углом детдома, там, где в зарослях нестриженых кустов, около городка с гаражными ракушками, собирались курильщики, плакала женщина. Большая слабая женщина с крашенными в тускло-желтый цвет волосами. Ее обнимала маленькая девочка в модном американском платье. Они были очень похожи: большая и маленькая фигурки. Словно вырезанные из хорошего дерева. Обе крепкие, светлые, приземистые. Девочка откидывала рукой волосы, такие же густые, как у мамы, только живого пшеничного цвета. Ей не хотелось уезжать и в то же время хотелось. У нее теперь было две мамы. И обе внешне похожи. Родная мама хорошая, только она не может остановиться и бросить пить. Другая мама похожа на родную, ту, из далекой трезвой жизни.
Русская мама только что вышла от директрисы.
– Если вы сейчас подпишете отказ от ребенка, ее удочерит семья американцев. Вот, выпейте воды. – Директор смотрит на плачущую женщину, выпивающую воду залпом. Про себя отмечает: «Привычка. Алкогольная зависимость. Уже не исправить ничего».
– Я против усыновления детей иностранными гражданами. Но есть распоряжение свыше. Родители вашей девочки производят хорошее впечатление. Я бы сказала – лучшее. Это простые люди, добродушные. У них двое родных детей. Решать вам. Но могут обойтись и без вашего согласия. Вы ведь в общежитии живете?
– Да. – Это единственный расслышанный ответ на все вопросы.
Оля плачет в воспитательской. Она не может сделать выбор. Ей никто ничего не советует. Через два месяца она будет смотреть на океан.
Лешка Барин
Поющие, рисующие, танцующие – их было немало. Встречались и необычные таланты. Лешка Барин (прозвище дано было за прежнюю вольную жизнь, от которой у него остались какие-то действительно барские замашки) умел открывать любые замки. Когда воспитатели, забыв ключ, захлопывали дверь в воспитательскую, то шли они прямиком к Лехе: «Выручай!» Вскрыл как-то Лешка сейф в кабинете Матрешки. На следующий день Галина Алексеевна звучно протрубила тревогу: «Сейф вскрыли!» В сейфе хранились какие-то документы.