возражали, не понимая, почему им нельзя ходить через сад точно так, как они раньше ходили через школьный двор. Началась настоящая битва с настоящей линией фронта. Локк всем грозил, однако не хотел, чтоб ему все грозили. Даже ко мне приходил жаловаться, старый дурак.
Мередит открыла рот, желая спросить, почему озабоченный Локк пошел к Маркби. Видимо, это каким-то образом связано с родом деятельности, которой он зарабатывает на жизнь, только неясно, в чем она заключается. Прежде чем она успела задать вопрос, Маркби хмыкнул и продолжал:
– Потом возник скандал с канализацией. Бедняга получил разрешение на перенос пешеходной дорожки, разбил прекрасный сад, а с сортиром что-то не заладилось. Вызвали специальную машину для откачки, и она проехала прямо по цветочным клумбам – иначе не добраться.
– Вы очень серьезно все это воспринимаете, – заметила Мередит, – но ведь не живете в деревне, правда?
– Нет, хоть очень хорошо ее знаю, – ответил Маркби, очень сильно ее озадачив. – С детства часто сюда приезжал, обычно останавливался в этом самом доме. Мой дядя был последним приходским священником.
– Понятно… – задумчиво протянула Мередит. – Я и не знала, что вы из местных. Простите.
– За что? Действительно, наша семья издавна жила в этих местах. Когда-то имела здесь землю, которая полностью теперь распродана. Дядя Генри, старший брат отца и последний здешний приходский священник, был забавный старик, холостяк, жил среди своих книг. Можно сказать, эдвардианский тип. Дом всегда казался мне мрачным – полно темной мебели, масляных картин с изображением убитых птиц, пахнет сухой гнилью… Купившему его Бобу Фримену пришлось вбухать сюда кучу денег. Все было в ужасающем состоянии. Епархиальный архитектор чуть в обморок не упал, почти проклял дом, поэтому церковь его постаралась скорее продать. Не знаю, сколько Боб выложил в конечном счете, хотя, может быть, заключил выгодную сделку, особенно если учесть, что цены с тех пор взлетели выше крыши. Лейзенби наверняка видит шанс сколотить деньгу. Но Сара права, местная молодежь не может себе позволить покупку. Почти все молодые люди покинули деревню. Остались одни старики, которые не хотят суетиться, намерены здесь умереть.
Маркби вдруг замолчал, как бы смущенный собственной болтливостью. «Пусть он не понимает, почему Ева решила просить его вести к алтарю Сару, – подумала Мередит, – а я понимаю. Хорошо выглядит, хорошо говорит, принадлежит к старой здешней семье. Она выбрала его на эту роль по тем же соображениям, что и Эллиот, выбравший ее для своей мыльной оперы: нужен класс».
Вслух она сказала:
– С одним местным жителем я познакомилась. С гончаром Филипом Лорримером.
Когда прозвучало это имя, настала тишина, как иногда бывает среди общих разговоров, после чего слова падают в застывшую бездну. Атмосфера мигом изменилась. Сара заерзала, Лейзенби насторожился, Рассел резко выдохнул:
– Ух!
– Не знаю такого, – нахмурился Маркби. – Гончар, говорите? Давно