тем скорее решу эту проблему. Я уже знаю её реакцию: матери будет всё равно, уеду ли я или же нет, буду ли я дома на каникулах или же отправлюсь в путешествие автостопом с друзьями-хиппи, которых у меня нет, и с тоннами травки.
Но всё же, сбрасывая кроссовки и оказываясь на пороге гостиной, я замираю и начинаю нервничать. В глубине души я надеюсь, что мама будет против. Тогда я пойму, что ей не плевать на меня и что я ей небезразлична.
Женщина сидит в кресле, перекинув ногу на ногу, и увлечённо разговаривает о каких-то поездках за город или о путёвках, я особо не вдаюсь в подробности. Она красива: так бы отозвался любой, кто бы увидел её сейчас. Изящный пучок на голове, несколько свисающих прядей, обтягивающая белая блузка, узкие джинсы и туфли на каблуке. Она больше походила на мою старшую сестру, чем на мать, и мне часто об этом говорили, но, смотря на неё, я вижу только холодную безразличную женщину. Раньше она была другой. Раньше, до смерти Рори, когда я смотрела на маму, внутри меня разливалась теплота, подобно камину в холодные зимние вечера.
– Мам, – громко говорю я, отвлекая её от разговоров.
Она переводит на меня взгляд, совершенно не удивляясь моему присутствию, и замолкает.
– Нам надо поговорить, – я прислоняюсь плечом к косяку, внимательно наблюдая за ней.
Она какое-то время смотрит на меня, затем коротко вздыхает, мол, хорошо, и просит кого-то в трубке подождать. Мама не отключает вызов – её рука с сотовым плавно опускается на колени, и меня это немного задевает. Это очевидный намёк на то, что много времени эта женщина не будет тратить на наш разговор.
– Этим летом я уезжаю в летний лагерь на две недели. Я уже подала заявку. Папа в курсе. Я вернусь к его приезду, – коротко говорю я, зная, что мать любит, когда говорят чётко и по теме.
Она секунду молчит, внимательно наблюдая за мной, и мне на мгновение кажется, что она вот-вот запретит мне ехать, но этого не происходит.
– Хорошо. Что-нибудь ещё? – она дёргает рукой, в которой держит телефон.
– Нет.
Мама отрывает от меня взгляд и возвращается к своему разговору. Я пару секунд стою на месте, ощущая невероятную пустоту и обиду в груди, а потом поджимаю губы и направляюсь на кухню. Кто бы сомневался. Всё так, как я и предполагала. Никаких возражений, никаких скандалов и пререканий. Ей всё равно. И это безразличие приносит гораздо больше боли, чем скандалы и не понимая, как это бывает у нормальных людей.
Я заглядываю в холодильник, нахожу апельсиновый сок и вкусные кексы. Прихватив это всё с собой, я поднимаюсь в свою комнату и запираюсь там. Хочется позвонить Нине и пожаловаться на безразличие матери, но я вспоминаю о несчастном случае с Шоном и передумываю. Телефон оказывается у меня в руках – я набираю номер Мил и падаю на кровать.
– Привет, будущая скаут-гёрл, – подруга отвечает быстрее, чем я думаю, и я даже теряюсь.
– Привет, – я улыбаюсь, услышав весёлые нотки в голосе Мил. – Нина тебе не звонила?
Девушка секунду не отвечает.
– Нет, – она, кажется,