ну и что же? Покаяться надо и продолжать жить. Настроение Феликса по отношению к своему опыту настораживало.
Феликс считал свидетельством духовной истинности опыта, как я уже говорил, Первое Послание св. Иоанна Богослова, то место, где сказано о свидетелях Иисуса Христа. Феликс говорил мне, что если бы не это место послания, то он готов был бы отказаться от звезды, но так он может опереться на авторитет Священного Писания. Это место некоторые считают более поздней вставкой, так как его нет в ранних списках. Но такая точка зрения не получила поддержки в Церкви. Напротив, Церковь считает это место послания подлинным и потому вполне авторитетным. Но важно вот что: это место послания вовсе не является обоснованием никакой шестирицы, потому что ни какой шестирице не говорит. Вспомним: в послании говорится, что о Христе свидетельствуют три на небе – Отец, Сын и Дух Святой, и три сии суть едино, и три свидетельствуют на земле – дух, вода и кровь – и сии три об одном. Итак, есть три и три, но нет шести. Действительно, нельзя же прибавлять к трём Ипостасям Св. Троицы три сферы тварного мира. Это не имеет никакого смысла. Бытие Божие не то, что бытие твари, нет той единой плоскости в которой можно было бы счислять Бога и тварь. Это же подчёркивает и само послание: три – на небе и три – на земле. И бытие их различно: три на небе – едино и три на земле – об одном. Где же шесть?
Понял я это далеко не сразу. А когда понял и сказал об этом Феликсу, то его реакция была более эмоциональной, нежели сколь ни будь убедительной. Но всё же он возразил мне: мы же говорим о двух природах во Христе, несмотря на их принадлежность к разным бытиям – божественному и тварному. Да, говорим. Но совсем в ином смысле. В этом случае, когда мы говорим о двух, то это – способ различения природ. В случае доминант мы имеем дело с реальностями, находящимися на одном онтологическом уровне и образующими одну единую структуру, а потому и перовобразы их должны быть тоже на одном онтологическом уровне и тоже образовывать некое единство. Не могут образовывать некую единую шестирицу равночестных первообразов реальности, принадлежащие к разным бытиям. Настолько разным, что даже нет и слова, которое было бы приложимо к ним обоим. В частности, строго говоря, слово бытие, согласно св. Григорию Паламе, если применяется к божественному бытию, не может быть применено к бытию тварному и если применяется к бытию тварному, не может быть применено к бытию божественному. Какая уж тут шестирица!
Это ставило опыт Феликса под серьёзное сомнение. Никакого церковного обоснования для него не находилось, хотя мы потратили несколько лет на поиски такого обоснования.
Несмотря на огромное значение, которое придавал Феликс своему личному духовному опыту, связанному со звездой, несмотря на всё своеобразие своего духовного склада, он старался быть человеком церковным и не мыслил себя хотя бы в чём-то и как-то вне Церкви. Более того, он, по крайней мере во время нашего общения, считал себя традиционалистом и противником всякого