языком подросток, выказывая тем своё восхищение.
– Не можно, чтобы каждый христианин не зрил Голгофы39, не ведал страданий Божьего Сына и Его сподвижников, – пояснил старший монах.
– Просим отведать ушицы вкупе с нами, – пригласил Вокша, подавая каждому ломоть хлеба.
– Хороша уха, навариста! – нахваливал младший, уписывая за обе щеки ароматное варево.
Монашеская братия, поддерживая приятеля и отдавая должную благодарность гостеприимству, молча уничтожала содержимое горшка. После ужина придвинулись ближе к свету, и монашек достал из сумы книжицу в коричневом кожаном переплёте. На верхней обложке тиснёный золотом сверкал восьмиконечный крест. Пешок воззрился на страницы.
– Помолимся, братие, Господу нашему, Иисусу Христу!
Монахи дружно осенили себя крестным знамением, губы шептали молитву. Раскрытая книга лежала на коленях. Пешок не сводил с неё восторженных глаз, рука непроизвольно потянулась к манящему сокровищу. Монашек позволительно упустил из вниманья это движение. А подросток уже раскрыл обложку, губы зашевелились, лицо выражало истинное удовольствие.
– Ведаешь ли грамоту, отроче?
Пешок, увлечённый чтением, не слышал вопроса.
– Читает он, – кивнул головой Вокша. – Ещё в Ратице, что ни попадись ему в руки, прочитывал и также глох, когда чтение нравилось. Говорили, будто даже ромейский немного ведает
– В таком возрасте, а уж столь учён есть. От Бога сие.
– А есть ли Он, Бог? И какой Он? – осторожно осведомился Вокша, но не верил, что услышит что-либо ответное.
– Бог есть, – ответствовал старый монах, – но Его никто никогда не видел.
– Верно, и не увидит?
– Возможно, зане Бог у каждого в душе.
– Господь хранит ходящих в незлобии. Пусть же не будет оскудения в сумах ваших и в доброхотстве. Слава Господу, Иисусу Христу, пресущественной Троице и всем святым угодникам.
Наконец все насытились, и Пешок аккуратно убрал всё на место. Вокша уложил братьев спать и сам прилёг рядом. Монахи сразу устроились на отдых, и скоро дружный храп раздавался с противоположной стороны костра. Пешок осторожно пробрался к уже начавшему гаснуть огню и заботливо укрыл мальцов, а сам некоторое время лежал, вперив взгляд в небо. Что он там видел? И видел ли что, а, может, просто мечтал о чём?
– Либо зрак не зрит, либо очи ангелов чаще мигают, – прошептали губы.
А веки постепенно слиплись, покорённые усталостью и сном.
4
Взошедшее солнце разлило по округе жаркий цвет, коснулось кончиком луча носа спящего мальца. Он сонно перевернулся на левый бок. Яркое пятно тут же перескочило на другое лицо, оно растянулось в довольной улыбке и открыло глаза. То, что скрывала темнота ночи, утром оказалось более юным. Монашек сел, лукаво озираясь. В его небесного цвета глазах блестели озорные искорки. Поочерёдно тормоша своих собратьев, он наконец разбудил всех.
В это время проснулись и Вокша с Пешком,