то мне приходилось выслушивать его нытьё о незадавшейся жизни. К тому же я терпеть не мог в школе людей, не умеющих правильно строить свою речь и не обладающих чувством юмора. А ему ни то, ни другое совершенно не было свойственно.
Правда, сейчас он вёл себя вполне достойно. Он присел рядом с Верой Ильиничной и тихонько, хоть и странно, её успокаивал, мол, директора могут хоть все перестреляться, а школы остаются. Надо жить…
– Сергей Аркадьевич! Здесь из милиции приехали!
Голос Людочки из распахнувшейся двери заставил меня вздрогнуть. Я, всё больше осознавая провал своей затеи с трёхдневной рыбалкой, разозлился на неё.
– А при чём тут я? Чего ты мне тут рапортуешь? Здесь начальство имеется!
Девушка смутилась и перевела взгляд на завуча.
– Извините, Вера Ильинична…
Но на пороге, оттесняя Люду, уже возникла фигура мужчины невысокого роста, крепкого сложения с красным круглым лицом и маленькими жёсткими серенькими глазками. Я его узнал. Он приходил по поводу Светы Лазаревой. Это моя ученица. Около месяца назад вечером она шла с тренировки домой, когда была изнасилована и задушена каким-то ублюдком. Его глазки внимательно ощупали всех, и остановились на мне.
– Насколько я помню, Вы – Селезнёв?
Я и без того понимал, что перспектива моего отпуска становится всё сомнительнее. А после этого вопроса, вдруг, ясно осознал, что мне, как всегда, опять не повезло! Ч-чёрт! Ну и карма же у меня! Вздох вырвался сам собой.
– Ну, я…
– Капитан Изотов. Уголовный розыск. Сами понимаете, не могу сказать, что рад новой встрече. Нам с Вами нужно пообщаться.
Он говорил негромко, но весьма убедительно. Я пожал плечами и удручённо кивнул. Он сузил и без того мелкие глазки.
– В таком случае Вам придется остаться здесь, а остальных попрошу удалиться на свои рабочие места.
Я виновато взглянул на коллег, безысходно махнул рукой, и уселся в единственное здесь мягкое и глубокое кожаное кресло.
2
Да. Когда не везёт – тогда не везёт! Изотов и, подъехавший чуть позже, следователь продержали меня больше часа. Уже закончили работу эксперты. Уже увезли тело Минакова. Уже опечатали его кабинет. А сыщики всё ещё расспрашивали меня о покойном, о его отношениях с подчинёнными. Почему-то, они попросили меня участвовать в их беседах с учениками, для чего мы с ними прошли почти по всем старшим классам. Отпускал меня Изотов как-то неохотно. Я бы не удивился, узнав, что он считает меня стрелявшим в Минакова, прежде чем кто-либо появился в приёмной и учительской. Честно говоря, мне тоже было не понятно, как это я ничего не видел и не слышал. Ведь выстрел, по всему выходило, должен был грохнуть в 7.30—7.40. А я в это время строчил своё заявление в учительской. Правда, в следующие три-пять минут моё одиночество прекратилось. Пришла Людочка, появился Александр Николаевич. Вошли в учительскую