прошептала Ирина. – Великая и ужасная! А самое ужасное в ней то, что она сейчас с Катькиным бывшим мужем…
– Что – сейчас? – переспросила Жанна.
– Ну ты, Жанка, прямо как с луны свалилась! Совершенно не интересуешься жизнью богемы! Она живет с ним…
– Замужем за ним, что ли?
– Ну, не то чтобы совсем замужем, но практически да.
– Пойдем тогда скорее отсюда, нам тут нечего делать! – Жанна пригнулась, как опытный солдат под обстрелом, и проскользнула мимо Антонины и окружающих ее журналистов.
Следующая часть галереи была отведена под Катину экспозицию.
По стенам были развешаны яркие панно, после металлоконструкций Антонины Сфинкс показавшиеся подругам особенно привлекательными. Особенно красивым было одно, изображавшее двух всадников, мужчину и женщину, медленно едущих на арабских конях по ночному саду. Над головой прекрасных всадников сияли две лиловые звезды, свет которых наполнял всю картину.
Катя стояла под этим панно и грустно оглядывалась. Возле нее не было ни зрителей, ни журналистов. Ее разноцветная прическа, напоминающая веселый светофор, удивительно контрастировала с печальным выражением лица, и даже полосатое платье не спасало.
– Ой, девочки, хорошо, хоть вы пришли! – обрадовалась она при виде подруг. – А то я стою тут в гордом одиночестве, как стойкий оловянный солдатик…
– А теперь мы будем как три тополя на Плющихе, – ляпнула Жанна.
Ирина толкнула ее кулаком в бок и жизнерадостно защебетала:
– Не переживай, Катюша, еще просто мало людей пришло, выставка только открывается! Скоро набегут и зрители, и журналисты, яблоку негде будет упасть! А твои работы лучше всех, никакого сравнения! Так что тебе гарантированы самые блестящие отзывы!
– Не утешай меня, – вздохнула Катерина. – Я же вижу, какая толпа возле Тонькиных железяк… скажи честно – тебе-то самой мои панно нравятся?
– Очень! – искренне воскликнула Ирина. – Они такие жизнерадостные, такие яркие! У меня как-то сразу легче стало на душе! Особенно мне вот это нравится. – И она показала на всадников.
– Правда? – Катя зарделась. – Это самое последнее, я его буквально накануне выставки закончила… оно мне и самой больше всех нравится! Правда, последняя работа всегда кажется самой лучшей…
– Ну и хорошо! – с напускной жизнерадостностью воскликнула Ирина. – Самое главное, чтобы тебе самой нравилось! Мнение равнодушной толпы ровным счетом ничего не значит. Художник – сам высший судья своим творениям. Не помню, кто это сказал…
– Наверняка какой-нибудь неудачник, которого обошли ежегодной премией… – проворчала Катя. – Хорошо тебе говорить, твои книжки расходятся большими тиражами, и пресса тебя замечает, а ко мне хоть бы один журналист подошел… а вон, посмотри, вокруг Антонины журналисты так и вьются… что они находят в ее ломаных мясорубках?
– Подержанных газонокосилках! – подхватила Ирина.
– Вышедших