и ежели верить мужичкам, то рука у него порядочно-таки тяжела. Он чинно стоит перед барыней, опершись на клюку, и неторопливо отвечает на ее вопросы. Анна Павловна любит старосту; она знает, что он не потатчик и что клюка в его руках не бездействует. Сверх того, она знает, что он из немногих, которые сознают себя воистину крепостными, не только за страх, но и за совесть. В хозяйственных распоряжениях она уважает его опытность и нередко изменяет свои распоряжения, согласно с его советами. Короче сказать, это два существа, которые вполне сошлись сердцами и между которыми очень редко встречаются недоумения.
– Что, кончили в Шилове? – спрашивает Анна Павловна.
– Остатний стог дометывали, как я уходил. Наказал без того не расходиться, чтобы не кончить.
– Хорошо сено-то?
– Сено нынче за редкость: сухое, звонкое… Не слишним только много его, а уж уборка такая – из годов вон!
– Боюсь, достанет ли до весны?
– Как сказать, сударыня… как будем кормить… Ежели зря будем скотине корм бросать – мало будет, а ежели с расчетом, так достанет. Коровам-то можно и яровой соломки подавывать, благо нынче урожай на овес хорош. Упреждал я вас в ту пору с пустошами погодить, не все в кортому сдавать…
– Ну, уж прости Христа ради! Как-нибудь обойдемся… На завтра какое распоряжение сделаешь?
– Мужиков-то в Владыкино бы косить надо нарядить, а баб беспременно в Игумново рожь жать послать.
– Жать! что больно рано?
– Год ноне ранний. Все сразу. Прежде об эту пору еще и звания малины не бывало, а нонче все малинники усыпаны спелой ягодой.
– А мне мои фрелины на донышке в лукошках принесли.
– Не знаю; нужно бы по целому, да и то не убрать.
– Слышите? – обращается Анна Павловна к девицам. – Стало быть, мужикам завтра – косить, а бабам – жать? все, что ли?
Староста мнется, словно не решается говорить.
– Ещё что-нибудь есть? – встревоженно спрашивает барыня.
– Есть дельце… да нужно бы его промеж себя рассудить…
Анна Павловна заранее бледнеет и чуть не бегом направляется в спальню.
– Что там еще? сказывай! говори!
– Да мертвое тело на нашей земле проявилось, – шепотом докладывает Федот.
– Вот так денек выбрался! Давеча беглый солдат, теперь мертвое тело… Кто видел? где? когда?
– Да Антон мяловский видел. «Иду я, говорит, – уж солнышко книзу пошло – лесом около великановской межи, а „он“ на березовом суку и висит».
– Висельник?
– Стало быть, висельник.
– А другие знают об этом?
– Зачем другим сказывать! Я Антону строго-настрого наказывал, чтоб никому ни гугу. Да не угодно ли самим Антона расспросить. Я на всякий случай его с собой захватил…
– Не нужно. Так вот что ты сделай. Ты говоришь, что мертвое тело в лесу около великановской межи висит, а лес тут одинаковый, что у нас, что у Великановых. Так возьми сейчас Антошку, да еще на подмогу ему Михайлу