растерянности и боли.
Отчего-то ему, матерому оперу, вдруг стало не по себе. Будто он сделал что-то очень нехорошее, даже постыдное.
К Михайловскому робко шагнула какая-то женщина, но конвойный отстранил ее, и она осталась стоять, не крича и не сопротивляясь.
Зиганшин присмотрелся. Это некрасивое, но удивительно притягательное лицо нельзя было не узнать.
Через минуту он, крикнув: «Серега, это ж мама Галя!», несся вниз, слыша за спиной топот друга.
Галина Ивановна служила хирургом в полевом госпитале, куда Зиганшин имел несчастье попасть во время своей боевой службы. Ранение его оказалось не тяжелым, он быстро восстановился и до выписки помогал медикам в качестве санитара, которых наблюдалась острая нехватка.
Наверное, он был влюблен в своего доктора, никак иначе нельзя определить то чувство душевного подъема, которое двадцатилетний Митя ощущал, когда «мама Галя» входила в палату.
Не он один обожал эту женщину, большую, ширококостную и очень некрасивую. Все ребята оживлялись и улыбались, когда она стремительно, мужским шагом входила в палату, и все старались геройски себя вести во время болезненных перевязок.
Нельзя сказать, чтобы Галина Ивановна сильно сюсюкала и нежничала с солдатами, но вытаскивала с того света самых безнадежных и всегда старалась сохранить человеку конечность, если была хоть малейшая возможность сделать это.
Она работала сутками напролет, при массовом поступлении доходя от усталости до полумертвого состояния, но при внешней суровости и резкости находила, что сказать раненому, чтобы он не пал духом и поверил в свое выздоровление.
Вернувшись с войны, Зиганшин никогда не забывал «маму Галю». Наверное, он молился бы за нее, если бы умел, а так просто воспоминание об этой чудесной женщине жило в каком-то уютном уголке памяти и питало его уверенность в том, что мир не такое уж безнадежное место, как кажется на первый взгляд.
Хоть прошло почти два десятка лет с их последней встречи, Галина Ивановна почти не изменилась, осталась такой же сильной и крепкой женщиной, какой он ее помнил. Наверное, на лице прибавилось морщин, но это было совершенно неважно.
– Галина Ивановна? – Зиганшин осторожно тронул ее за локоть.
– А? – Она обернулась к нему, с неохотой оторвав взгляд от выезжающего на дорогу автозака.
– Вы нас не помните?
– Простите, нет.
– Ну да, глупо было бы надеяться на это, – пробормотал Мстислав Юрьевич, – мы ваши бывшие пациенты из полевого госпиталя.
– Надо же, при каких обстоятельствах пришлось встретиться, – улыбнулась Галина Ивановна грустно.
– Поднимемся ко мне, – сказал Сергей, – расскажите, что случилось, может быть, мы сможем помочь.
Галина Ивановна оказалась наставницей Михайловского. Именно к ней он стал ходить на дежурства сразу после поступления в аспирантуру, и она делилась с ним всем, что знала и умела сама.
Посвятив всю жизнь хирургии,