стоит ли сейчас писать правду маменьке. Не радостен был холерный год, но то, что произошло позже, могло поразить материнское сердце непоправимым ударом.
Девять месяцев уже, как он таил от родителей своё несчастье, обманывал всех чембарских, бывших в Москве, лгал и лицемерил. Хранить тайну он более не мог.
«…При одной мысли об этом сердце моё обливается кровию. Я потому так долго молчал, что ещё надеялся хотя сколько-нибудь поправить свои обстоятельства… Я не щадил себя, употреблял все усилия к достижению своей цели, ничего не упускал, хватался за каждую соломинку… Вы знаете, что проходит уже четвёртый год, как я поступил в университет; Вы, может быть, считаете по пальцам месяцы, недели, дни, часы, минуты, нас разделяющие, думаете с восхищением о том времени, о той блаженной минуте, когда нежданный и незванный, я, как снег на голову, упаду в объятья семейства кандидатом или, по крайней мере, действительным студентом… Но, увы! В сентябре исполнится год, как я – выключен из университета!!!»[5] – тяжело давались строчки отчисленному студенту.
Хотя отчисленный с четвёртого курса университета студент вполне мог бы получить место в гимназии. Но то – студент свободный, а не казённо-коштный. Коштного могли и в солдаты забрить на шесть лет рядовым в какую-нибудь тьмутаракань. Не напрасно инспектор Щепкин грозился. Меньшим из зол было отправиться куда подальше в провинцию – в уездное училище, в Белоруссию, а то и подальше – в Вильну, за тысячу вёрст от родного дома за каких-нибудь семьсот рублей жалованья в год.
Он знал, что месяца два назад отдали в солдаты казённого студента за проступок, который заслуживал не более трёх суток карцера. Говорили, что в цепях его посадили в яму вместе с ворами и убийцами и в цепях же представили коменданту для отправления в Грузию. Но тот занемог и был отправлен в Лефортовскую тюрьму в ожидании своей нелёгкой участи. А сколько студентов выключено за ничто с худыми аттестатами, лишённые права служить… Так что Белоруссия или та же Вильна – не самое страшное наказание.
Исключили Виссариона из университета за банальную задолжность. Пока он болел и лежал в университетской больнице, сокурсники сдавали экзамены. А вышедши, он просил было, чтобы из уважения к его долговременной болезни ему позволили бы в конце августа – начале сентября держать особенный экзамен. Ему вроде как пообещали. Виссарион, несмотря на худое состояние своего здоровья, работал и трудился в поте лица, готовясь к экзамену, но в последний момент экзамена не дали, а вместо него прислали уведомление о всемилостивейшем увольнении из университета. И Щепкин к тому руку приложил – аукнулась ему его дерзость.
Виссарион принял уведомление хладнокровно, более всего огорчаясь, как он донесёт об этом маменьке с папенькой. Предчувствовал их горькие слёзы и отчаяние. Вот это больше всего и печалило его.
Пытался изгнанный студент заниматься переводами французских романов, просиживая над ними ночами напролёт, но заработал на том лишь крохи. Обещанных денег за переводы он так и не получил, а получил гораздо