Он всегда держал породистых собак и иногда находил время для их дрессировки. Особенно хорошим и умным был премированный английский бульдог Джон, которого мы получили от барона Торнау.[88] Уверена, что не ошиблись в своем выборе. Был у нас великолепный аквариум с рыбами и сухой аквариум с семью микроскопическими изумрудно-зелеными лягушками. Одну из них мы прозвали Шаляпиным[89] за ее красивое «пение», мелодичное и громкое на всю большую комнату. В клетке жили удивительно маленькие птички из Австралии, не больше майского жука.
Да, поистине много интересного, старинного и очень полезного можно было видеть в нашем доме вокруг мужа. На горе в саду, в огороженном месте резвились две дикие козочки, очень красивые и совсем ручные. Одну звали Ази, другую – Аза. Мы часто брали их в дом, так дети их любили. В начале войны одна умерла, а другую пришлось отослать в Ригу, в Зоологический сад. Я покидала Вильно навсегда, и девать ее было некуда.
Хочу рассказать, как муж обходился с прислугой и со служащими у нас в доме. Со всей прислугой генерал был отменно вежлив. Отдавал приказания или делал замечание, никогда не повышая голоса, удивительно ровно и спокойно. Вся прислуга любила и уважала моего мужа, гордилась им и очень дорожила своим местом. Она не покинула нас даже во время революции. Двое слуг всюду следовали за нами, берегли и охраняли нас. Расстались мы с ними только тогда, когда я должна была бежать с дочерью, совсем еще ребенком, за границу. Я не знала, что будет с нами в чужих краях, и потому не могла взять их с собой.
До того как мужа посадили в Петропавловскую крепость, я с детьми и двумя слугами жила в Ярославле около Москвы. Получив известие, что муж находится в крепости, я немедленно выехала в Петербург. Двух своих малолетних дочерей спокойно сдала прислуге, чтобы быть свободной и хлопотать о муже в Питере. Прислуга увезла детей из Ярославля в Таганрог к моей сестре генеральше М. Н. Аракиной. В дороге о них очень заботились и берегли, и потом остались при них. Это ли не доказательство преданности и любви в такое ужасное время! Да, нас любили и уважали, и сознание этого радует меня. Мы в свое время в слугах видели людей и не обижали их, уважали и поступали с ними справедливо.
П. К. Ренненкампф всегда одевался и совершал свой туалет без помощи прислуги. Никто не смел даже пальто ему подать не только у нас дома, но и в штабе, и в Военном клубе, где приходилось бывать на благотворительных балах и официальных праздниках. Муж мой рассказывал, что единственным солдатом, радовавшимся его ранению в Японскую кампанию, был его собственный денщик. Он сказал: «Наконец-то, Ваше превос[ходитель]ство, буду Вас одевать и обувать». Так этому денщику хотелось послужить своему генералу, а тот ему даже сапог никогда не позволял снимать, все делал сам. Муж ответил ему: «Ну и глупый же ты, Иван, как я вижу. Я думал, ты умнее». «Так точно!» – последовал радостный ответ.
Вспоминаю еще один маленький эпизод с денщиком, который заведовал гардеробом и оружием генерала. Как-то надевая шашку – золотое оружие, муж, взглянув на ножны,