несмотря на все ее недостатки и капризы. Она брала ее с собой повсюду. Вечерами ее провожали до Порт Бисетр. Она возвращалась пешком в Крэмлэн, что рядом с психиатрической больницей.
В воскресенье утром она заходила за нами, и мы вместе шли на кладбище. Наше кладбище – это Пер-Лашез[41], сорок третий квартал. Мой отец никогда туда не ходил. Он панически боялся могил. Он шел только до Рон-Пуан напротив Рокетт. Там он читал газету и ждал, пока мы вернемся.
Склеп Бабушки содержался очень хорошо. Там постоянно были то лилии, то жасмин. Неизменно привозились розы. Это была единственная роскошь, которую наша семья себе позволяла. Меняли цветы в вазах, чистили до блеска плиты. Внутри был просто кукольный театр с разноцветными статуэтками и настоящими кружевными салфетками. Моя мать все время приносила новые, это ее утешало. Она тщательно отделывала интерьер.
Во время уборки она не переставала рыдать… Каролина была там, внизу, далеко… Я все время вспоминал Аньер… То, как мы там лезли вон из кожи ради жильцов. Я как бы снова видел все это. Несмотря на то что каждое воскресенье здесь все мыли и чистили, из глубины поднимался какой-то странный, едва ощутимый запах… немного острый, тонкий, кисловатый, что-то напоминающий… стоит его один раз почувствовать… как потом он уже преследует всюду, несмотря на цветы… даже в запахе цветов… Вас выворачивает от этого… он идет снизу… можно подумать, что ничего нет, вы ошиблись. И вот он снова!.. Я ходил в конец аллеи за водой для цветов… Пока мы работали… я молчал… А потом опять начинал ощущать слабый затхлый запах… Тяжелая дверь запиралась… Мы читали молитву… Возвращались в Париж…
Мадам Дивонн на ходу не прекращала болтать… у нее проснулся аппетит оттого, что так рано встали, потратились на цветы и так долго всхлипывали… К тому же у нее был диабет… Может, поэтому она постоянно хотела есть… Как только мы вышли с кладбища, она захотела перекусить. Она не переставала говорить об этом, это походило на настоящую манию. «Ты знаешь, Клеманс, чего бы мне хотелось? Чтобы не показаться чревоугодницей!.. Маленький квадратик галантина на маленьком кусочке не очень черствого хлеба… Что ты об этом скажешь?»
Моя мать ничего не отвечала. Она была в растерянности… Я вдруг почувствовал, что меня тошнит… Что меня сейчас вырвет… Я думал о галантине… О том, какая должна быть сейчас голова у Каролины там, внизу… о всех червях… жирных… толстых… они грызут… копошатся внутри… Гниль… все переполнено гноем, зловонный ветер…
Отец был там… Он едва успел затащить меня за дерево… меня вырвало на решетку люка… Отец отскочил… Он не успел увернуться…
«Ах, мерзавец!..» – закричал он… Ему попало на брюки… На нас смотрели люди. Ему стало стыдно. Он быстро пошел один в другую сторону, к Бастилии. Он не хотел больше нас знать. Мы с дамами зашли в маленькое бистро выпить липового отвару, чтобы мне полегчало. Это было очень маленькое кафе, как раз напротив тюрьмы.
Позже я часто проходил там. И каждый раз я туда заглядывал. Там всегда было пусто.
* * *
Дядя