«Балтийская»
В 1977 году в августе слесарь Иван Жуков на третьей компрессорной отмечал юбилей – пятидесятилетие. Был спирт. А спирт, как известно, очень обманчив. В результате я вспоминаю себя уже в метро. Лучшее в мире советское метро оказалось очень скользким: мрамор под ногами превратился в лёд. Я скользил и падал, падал и скользил. Никогда в жизни я так не напивался. Хотя в университете мы пили чрезвычайно опасные смеси: у нас был обыденный ёрш перед танцами в комнате для занятий – маленькая и бутылка пива. Или две пол-литровые бутылки «Армянского крепкого» в 18 градусов (это были настоящие градусы) на человека 18 лет. Но почему же мраморный пол на станции «Балтийская» оказался таким скользким? Почему он, к примеру, не вздыбился, не рухнул, не взлетел? Это самая большая загадка того вечера. Были и помельче. Как я проник в метро? Как я сумел врезаться в угол колонны всё из того же загадочного мрамора и разрубить очки на две равные половины, не получив дополнительных царапин? Как я оказался в репейнике на месте нынешнего СКК за Парком Победы? Кто снял с меня куртку, но переложил из неё в карман брюк паспорт с одним рублём денег (пятнадцать остальных было экспроприировано)? Наконец, почему только в своей комнате я окончательно расслабился и упал навзничь затылком на паркет, разбудив грудного сына? Почему утром я был свеж и радостен?
Да, такие замечательные приключения даются человеку для того, чтобы было что вспомнить, чтобы он не считал жизнь совсем уж бессмысленным занятием.
20 марта
Пискарёвский проспект
Я, хотя человек и молодой, но уже достаточно вспыльчивый.
На теормехе преподаватель Курочкин, начиная в зачётке букву «о», спросил:
– Ну а в шахматы вы как, тоже сечёте?
И на мои слова, что я к ним отношусь как к кубику Рубика, то есть никак, он к букве «о» вместо букв «тл» добавил справа полумесяц и «ор». Получилось «хор». Естественно, вспыльчивость моя начала прогрессировать. Чуть что – как вспылю! Самого себя не узнаю в такие минуты.
Как известно, хорошо в летних сумерках или даже в темноте сидеть с полузнакомой девушкой на скамейке. Шепотки роятся, как тропы от сердца к сердцу. И знакомство бурно эволюционирует. И вот, представьте, в минуты, когда мир становится тесен и горяч, у твоего уха раздаются загадочные слова:
– Если это так – я не переживу!
Она отодвигается, вспыхивает луч карманного фонарика и в пропасти, образующейся между нами, возникают маленькие магнитные шахматы, а Майя начинает вполголоса рассуждать:
– Та-ак… а ведь действительно в ферзёвом гамбите у белых на е5 уже нет атаки! Ты представляешь?!.. Нет!!..
Даже в темноте громадные слёзы сверкают малыми галактиками. Я, конечно же, встаю и… вспыливаю… вспыляю… вспыхиваю, короче!..
Теперь она всё время проводит с гуманитарием. Они сидят на ступеньках у её парадного и режутся в шахматы. А я вбегаю в парадное и выбегаю! Вбегаю и выбегаю! И всё пытаюсь каблуком заехать в ненавистное поле е5! А для того чтобы показать, что все их шахматные