карьеры, угодливо улыбался и всячески угождал каждому оберинтендантмайору, не говоря уж об остальном, высшем для него тогда начальстве, осталось совсем немного. В то же время именно в те далекие молодые годы он и сделал для себя главное жизненное наблюдение, ставшее вскоре его основной философией: смысл жизни – это власть, смысл власти – унижение. Каждый, кто хочет власти, должен принять эти несложные правила игры. Приняв их, ты можешь унижать своих подчиненных (иначе вообще игра теряет свой смысл) и должен охотно, с заметным для постороннего наблюдателя удовольствием, унижаться перед вышестоящим начальством, показывая тем самым, что ты честный игрок и правила тобою соблюдены.
– Сегодня мы собрали вас здесь, – сказал зихерхайтспрезидент, – для того чтобы обсудить нынешнее положение дел в общественной и национальной безопасности. Для этого нами был приглашен профессор (тут он сделал небольшую паузу, вспоминая имя ученого: человек такого, как он, масштаба не может позволить себе забивать свою память всяким мусором)… эээ, Гольденкампфа, который по нашей просьбе подготовил интересный обзор. Просим вас, профессор!
Профессор Гольденкопф, моложавый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, с густыми седыми волосами, безупречно выбритый и в черном сюртуке великолепного сукна, вышел на трибуну спокойной, чуть с ленцой походкой. Весь его вид говорил о том, что этот человек знает себе цену и все время немного любуется собой; при этом его хорошее воспитание и прекрасные манеры, – скорее всего продукт уже наследственный, полученный им уже при рождении даже не от родителей, а от дедов и прадедов. Такой человек, хотя внутренне и ощущает свое значительное превосходство над окружающими его людьми, никогда не даст им этого понять грубо, остро, а сделает это настолько деликатно, что ты и не почувствуешь. Общение с ним никогда не оставит в душе ощущения униженности и опустошения, а напротив – приятное чувство знакомства с очень умным человеком, как бы равным тебе. Человек туповатый и грубый даже скажет потом – вот, дескать, этот профессор – нормальный, свойский мужик, а еще говорят, что все профессора надменные и заносчивые. Человек же умный, напротив, все поймет и будет благодарен ему за то, что он мог его несколько принизить, но ведь не стал же этого делать! Наверное, похожее чувство испытывает какой-нибудь лесной барсучонок, мимо которого вальяжно проходит сытый матерый волчара, лениво смотрит в его сторону, что-то невнятно и неагрессивно проурчит и двинется дальше по своим волчьим делам. Это приятно отличало профессора от многочисленных его коллег нуворишей, профессуры первого поколения, расплодившейся в последнее время в Рутенбурге в неимоверном количестве ввиду острой моды на науку и образование. От профессора веяло приятной добротностью массивной, красного дерева мебели вековой давности. Шмидту он сразу понравился.
– Я любезно приглашен вашим руководством (тут он почтительно кивнул в сторону стола, за которым сидел господин зихерхайтспрезидент),