самый, в котором еще мама когда-то кипятила белье. Знала бы она, для каких целей он теперь понадобился Янке.
Подняв с пола ключи, он отнес их на кухню и долго держал под струей холодной воды. Потом выдавил на ладонь несколько лимонно-желтых капель моющего средства и тщательно намылил каждый ключ. Смыл пену и снова намылил. Бросил всю связку на кухонное полотенце и опять вернулся в гостиную, пытаясь сообразить, что делать дальше.
Хотел было отнести на кухню и вымыть топор, но потом понял, что гораздо проще будет топор выбросить. Достал из шкафа стопку газет и начал медленно заворачивать в них рукоятку и топорище.
Руки дрожали. Из-за этой дрожи он ненавидел себя, но справиться с ней не мог, как ни старался.
О том, что делать с телом, еще предстояло подумать.
И он всеми силами оттягивал этот момент. Потому что это было самое страшное.
Услышав торопливые шаги, он поднял глаза и увидел Яну. Она появилась в гостиной, держа в одной руке ведро, наполненное водой, а в другой – уже постиранный спортивный костюм, отяжелевший и потемневший от воды, которая стекала с него вниз, на пол, торопливыми прозрачными каплями.
– Иди, повесь на балконе, – она протянула ему костюм и добавила все тем же, единственно правильным, будничным тоном: – Только расправь обязательно. Быстрее высохнет.
Отдав ему тяжелый и мокрый костюм, она сразу же опустилась на корточки возле кресла и принялась мокрой тряпкой стирать с пола следы крови.
Смотреть на это было невыносимо.
Отыскав в шкафу вешалку, он послушно расправил костюм и вынес на балкон сушиться.
В холодной воде он, и правда, очень хорошо отстирался. Выглядел теперь, как новый. Если бы не едва заметный тонкий ручной шов в глубине проймы – пару месяцев назад фабричный шов разошелся, подтвердив свое турецкое происхождение, и Янка прошлась по нему светло-голубыми нитками.
Вернувшись в гостиную, он увидел на полу темно-коричневые разводы, которые быстро исчезали, растворяясь в воде. Яна энергично терла полы мокрой тряпкой, снова и снова отжимая ее, споласкивая в ведре. Терла полы, словно одержимая, как будто сдавала экзамен на профпригодность.
Ему пришлось несколько раз, повинуясь ее коротким приказам, менять воду в ведре. С каждым разом она становилась все светлее и прозрачнее, а Янка все терла и терла полы, сосредоточенно, молча, до тех пор, пока сам он, догадавшись, не остановил ее:
– Хватит уже. Они давно чистые.
Она замерла с тряпкой в руке, посмотрела на него и медленно опустилась на пол.
Так и сидела на полу, обмякшая, возле ведра, и смотрела на него непонятным каким-то, ничего не выражающим взглядом. И больше ничего не оставалось, кроме как подойти и присесть рядом.
Какое-то тупое равнодушие, тягучее и липкое, как состарившийся мед, поселилось внутри. Не было сил, чтобы сопротивляться дальше. Ни сил, ни желания. Казалось, что с того момента, как они вошли в квартиру и обнаружили в гостиной этот жуткий сюрприз, прошла целая вечность. И даже, может быть,