target="_blank" rel="nofollow" href="#i_002.jpg"/>
DAUNEN UNO FEDERN
Предисловие
Читатель, вот мои «Досуги»… Суди беспристрастно! – Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неконченного (d’inachevé)! Издаю, пока, отрывок. Ты спросишь: Зачем? – Отвечаю: я хочу славы. – Слава тешит человека. Слава, говорят, дым; это неправда. Я этому не верю!
Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже!.. Суди, говорю, сам, да суди беспристрастно! Я ищу справедливости; снисхожденья не надо; я не прошу снисхожденья!..
Читатель, до свиданья! Коли эти сочинения понравятся, прочтешь и другие. Запас у меня велик, материалов много; нужен только зодчий, нужен архитектор; – я хороший архитектор!
Читатель, прощай! Смотри же, читай со вниманьем, да не поминай лихом!
Твой доброжелатель —
Козьма Прутков.
11 апреля
1853 года (annus, i).
Письмо известного Козьмы Пруткова к неизвестному фельетонисту «С.-Петербургских ведомостей» (1854 г.) по поводу статьи сего последнего[1]
Фельетонист, я пробежал твою статейку в № 80 «С. -Петербургских ведомостей ». – Ты в ней упоминаешь обо мне; это ничего. Но ты в ней неосновательно хулишь меня! За это не похвалю, хотя ты, очевидно, домогаешься моей похвалы.
Ты утверждаешь, что я пишу пародии? Отнюдь!.. Я совсем не пишу пародий! Я никогда не писал пародий! Откуда ты взял, будто я пишу пародии?! Я просто анализировал в уме своем большинство поэтов, имевших успех; – этот анализ привел меня к синтезису; ибо дарования, рассыпанные между другими поэтами порознь, оказались совмещенными все во мне едином!.. Прийдя к такому сознанию, я решился писать. Решившись писать, я пожелал славы. Пожелав славы, я избрал вернейший к ней путь: подражание именно тем поэтам, которые уже приобрели ее в некоторой степени. – Слышишь ли? – «подражание», а не пародию!.. Откуда же ты взял, будто я пишу пародии?!
В этом направлении написан мною и «Спор древних греческих философов об изящном». Как же ты, фельетонист, уверяешь, будто для него «нет образца в современной литературе»? – Я, твердый в своем направлении как кремень, не мог бы и написать этот «Спор», если бы не видел для него «образца в современной литературе»!.. Тебе показалась устарелою форма этого «Спора»; – и тут не так! Форма самая обыкновенная, разговорная, драматическая, вполне соответствующая этому истинно драматическому моему созданию!.. Да и где ты видел, чтобы драматические произведения были написаны не в разговорной форме?!
Затем ты, подобно другим, приписываешь, кажется, моему перу и «Гномов», и прочие «Сцены из обыденной жизни»?[2] О, это жестокая ошибка! Ты вчитайся в оглавление, вникни в мои произведения, и тогда поймешь как дважды два четыре: что в «Ералаши» мое и что не мое!..
Послушай, фельетонист! – я вижу по твоему слогу, что ты еще новичок в литературе; однако ты уже успел набить себе руку; это хорошо! Теперь тебе надо добиваться славы; слава тешит