здоровье, голод зимой. Эти вещи никогда не касались нас.
Странно, но я ни разу не думала о Гарри как о сыне и наследнике, так же как я никогда не думала о маме как о хозяйке Вайдекра. В моей жизни они были только фоном для славы сквайра и моей. Поэтому слова отца ничуть не встревожили меня, они просто прошли мимо.
Мне еще предстояло многое узнать. Я никогда не слышала о майорате – законе, по которому крупные поместья всегда переходят к наследнику мужского пола, даже если бы сотня сестер росли с ним, обожая эту землю. Как любой ребенок, я все еще концентрировала свое внимание на том, что казалось мне интересным и забавляло меня, а размышления о следующем хозяине Вайдекра были так же далеки от меня, как арфы в небесах.
Пока я старалась побыстрее выбросить неприятные мысли из головы, папа придержал лошадь, чтобы поболтать с одним из наших арендаторов, подстригавшим свою изгородь.
– Доброе утро, Жиль, – поздоровалась с ним я, небрежным кивком головы подражая великолепной снисходительности отца.
– Доброе утро, мисс. – Жиль с поклоном коснулся изуродованной артритом рукой полей шляпы.
Он был несколькими годами младше отца, но под бременем бедности состарился раньше срока. Вечная работа на сырых полях, промерзших дорогах и во влажных дренажных канавах скрутила артритом его суставы, и теперь бесчисленные тряпки обматывали его тощие ноги. Его коричневая рука с навсегда въевшейся грязью (это была наша грязь!) казалась узловатой и скрюченной, как ствол гнилого дерева.
– Мисс становится важной маленькой леди, – сказал он моему отцу. – Грустно небось думать, что она скоро покинет вас.
Я непонимающе уставилась на старика, пока отец рукояткой своего хлыста невозмутимо заправлял веточку, выбившуюся из изгороди.
– Ну что ж, – медленно сказал он, – таков вечный порядок. Мужчина должен управлять землей, а девушкам следует выходить замуж. – Он помолчал. – Наш молодой хозяин вернется домой, когда закончит со своими книжками. Времени у него впереди достаточно. Ему нужно многое знать, чтобы правильно управляться с хозяйством. А для девушки достаточно и того, чему научит ее мать.
Я слушала молча. Даже моя лошадь замерла, а рабочие кобылы опустили головы, словно слушая, как мой отец разрушает безмятежный мир моего детства тяжелыми, мертвыми словами.
– Да, она хорошая девочка и разбирается в делах не хуже иного бейлифа,[5] даром что такая молоденькая. Но рано или поздно она выйдет замуж и уедет отсюда, а Гарри займет мое место. Тут-то и пригодится ему его учеба.
Жиль неторопливо кивнул. Последовало молчание. Долгое деревенское молчание, прерываемое лишь весенним пением птиц. В тот бесконечный полдень, который положил конец моему детству, никто никуда не спешил. Мой отец сказал все, что у него наболело, и теперь молчал. Жиль ничего не отвечал, ни о чем не думал, безмятежно глядя перед собой. Я тоже не произносила ни слова, потому что не могла справиться с неожиданно нахлынувшей болью. С легким пощелкиванием,