бы с меня…
Колян, конечно, врал – никакого спроса с него бы не было, да и с Лешим у них были совсем другие отношения, но уроды-то об этом не знали… И слава Богу, что не знали.
Они проехали еще километра три. Место было совсем глухое. Пруд, заросший осокой и ежевикой по берегам, привлекал отдыхающих только летом, когда дачники и горожане, которым было влом ехать далеко, приезжали сюда побухать, а заодно и окунуться в грязную, пахнущую тиной и навозом воду. В конце октября тут было тихо, сыро и холодно, и лишь октябрьский ветер трепал ветви старой, дуплистой ивы на берегу пруда.
– Вот тут надо искать место, ща отсчитаю шаги… Там я банку и зарыл. Лопату мне надо.
– Да есть лопата, на! Только гляди, без шуток! – Гвоздь достал из-за пояса пистолет ТТ, передернул и направил его в сторону Коляна.
Колян отсчитал двадцать шагов в сторону от ивы, сделал вид, что определяется на местности, и стал неторопливо копать, искоса посматривая вокруг.
«Так, Колян, если ты сейчас вопрос не решишь, кормить тебе в этом пруду раков, к гадалке не ходи. Самый опасный – Гвоздь. Эти-то оба лохи – пока достанут стволы, пока поймут что делать – поезд и ушел. А он, Гвоздь, стоит на взводе, осторожный. Вначале его надо нейтрализовать».
Ямка углубилась на метр. Хомяк и Кривой что-то рассказывали друг другу, хихикая и матерясь, Гвоздь тоже расслабился, скучающе поглядывая на копающего лоха.
«Жить хочет, лошок, а и не знает, что хана ему пришла. Все там будем, но ты – сегодня, а я – ЗАВТРА, – думал Гвоздь. – Вообще, что-то Седой меня загонял, как пацана, я все же авторитет! Может, отделиться со своей кодлой? Но то – война, передел. Нет, а что – взять стволы со схрона, рыжье, и тогда мне сам черт не страшен будет!»
Приятные мысли прервал копающий лох, крикнув:
– Ну вот, я же говорил! Вот она банка!
Гвоздь опустив руку с пистолетом, подошел к нему. Бандиты сгрудились над раскопом, и наклонились, заглядывая в яму.
– Ну вот, вот же она! – Колян незаметно перекатил лезвие во рту, потянулся рукой к лицу, и…
Ррраз-ррраз! – ударил крест накрест по лицу Гвоздя. Правый глаз бандита лопнул, раскрывшись как сырое куриное яйцо. Гвоздь, забыв про ствол, дико закричал и схватился руками за обезображенное лицо. Кровь ручейками бежала сквозь прижатые руки и затекала ему в рукава.
Время как будто остановилось. Колян со стороны смотрел на себя и на площадку вокруг ямы.
Отпрыгнул чуть в сторону, наклонился, резко задрав штанину так, что она лопнула по швам – и стилет с легким шелестом выскочил из ножен.
Кто делал его? Да кто знает – может, наш солдат, выкопавший обломанную плоскую шпагу пока рыл окоп. Может, немец, так же ловивший вшей на передовой. Но главное – это был прекрасный клинок, 30 сантиметров длиной, обоюдоострый, заточенный Коляном до остроты бритвы. Рукоять стилета из дерева, давно сгнила, и Колян сделал новую рукоятку, обмотав ее прочным сыромятным ремнем, чтобы не скользила ладонь при ударе.
Нож привычно порхал