корабельной мачты, на море, среди мертвой тишины, не могут понять того ужасного чувства одиночества, которое наполняет сердце человека, находящегося в таком положении. На суше не бывает ничего подобного. Стоять на самой верхушке башни и смотреть вниз на суетящуюся толпу – это не то, потому что здесь и звуки не те и видишь признаки жизни на обширном пространстве, так как крики долетают издали так же точно, как и снизу. А с вершины мачты вы только под собой слышите изредка звуки, а далее глубокая тишина; вы видите только маленькую овальной формы площадку, вот и весь ваш «мир», – за ним один безмолвный, пустынный океан. На палубе вы не можете испытывать подобного чувства, потому что здесь над вами возвышаются паруса и реи, и пред вашими глазами мачты, шлюпки и снасти… Но если вы смотрите с высоты мачты, вы стоите, так сказать, в стороне и видите, как бесконечно мала и как ничтожна «вещь», которой вы вверили свою жизнь.
Сцена, на которую смотрели с вершины дельфиновой мачты наши друзья, на этот раз была поразительно прекрасна. Все огромное пространство, которое только в состоянии был обозреть глаз, покрыто было островами и ледяными полями, всех форм, какие только воображение может себе представить. Одни возвышались над водой в виде небольших пиков и башен, другие имели форму арок и куполов, иные представлялись разломанными и походили на развалины старых пограничных крепостей, между тем как некоторые были ровны и гладки и представлялись как бы полями, покрытыми белым мрамором. А тишь была такая, что океан, по которому они плыли, походил на полированную стальную плоскость, на которой играло солнце во всем своем ослепительном блеске. Вершины маленьких островов были чистого белого цвета, а бока тех, которые были выше, – нежно-голубые, что придавало картине особенный блеск, делавший ее совершенно волшебной.
– Это далеко превосходит все, что я когда-нибудь представлял себе, – воскликнул Синглетон после долгого молчания. – Теперь я понимаю, отчего писатели говорят о некоторых картинах, что их невозможно описать. Не правда ли, что это похоже на сон, Фред?
– Так, – отвечал Фред серьезно, – я старался перенести себя воображением в другой мир, и я почти преуспел в этом. Когда я долго и напряженно смотрю на лед, то я почти готов думать, что предо мной улицы, дворцы и соборы. Я никогда не испытывал такого сильного желания иметь крылья: тогда я мог бы перелетать с одного острова на другой и осматривать со всех сторон и эти голубые пещеры, и эти блестящие башни.
– Это, правда, увлекательная фантазия, и нельзя сказать, чтобы неестественная, Фред.
Между тем как они сидели, наслаждаясь таким образом северной картиной, поднялся ветер и всколебал поверхность моря, и «Дельфин», который стоял до сих пор неподвижно в одном из бесчисленных каналов, медленно стал пробираться между ледяными островами. Ветер между тем усиливался, и становилось невозможным избежать столкновений с плавающими массами; но корабль хорошо был вооружен для борьбы с ними, и хотя он и пошатнулся под ударами и подался раза