бабушка недовольно заворчала.
–Лучше б ты свой выкидыш придавила. Вставай, корова,– толкнула со всей силы в бок.– Вставай, кому говорят. Уйми своего урода.
–Че надо?– Лидка с трудом продрала глаза.– Че орешь-то с утра?
–Девка у тебя родилась. Взгляни хоть. Тебя в обезьяннике что-ли трахали?
Лидка приподнялась, застонала. Мать, как будто вспомнив о чем-то, вдруг засуетилась.
–Э-э, не дергайся. Сейчас нож принесу…
Прошлепала на кухню, захватила все необходимое, пнула храпящего под столом Пашку.
–Вставай, алкаш, тащи воды.
Пашка поскреб затылок.
–Выродка куда денем? Может сразу… того… придавить подушкой…
Мать лишь рукой махнула.
–Не марайся, сам сдохнет. Ты, Лидка, лежи пока, а мы тут все приберем. Пашка, бери эту… новорожденную… Куда ж ее деть-то? Положи пока в таз, ну тот, что в ванной. Да-да, тот, где белье замачиваю. А барахло кровяное… в пакет и в мусорку. Я тут протеру пока… Ты вот еще что… в ванной-то дверь прикрой поплотнее и на таз сверху накинь какую-нибудь тряпку… чтоб обезьяну меньше слышать…
–Я ж говорю: сразу надо. Сколько раз она обделается, пока сдохнет. Провоняет там все. Кто убирать будет за ней? Ты?
–Да че там убирать? Сполоснем таз и… хватит уже с матерью спорить. Делай, как я говорю, да побыстрее. Ноги обмыть бы надо этой… новорожденной. Хоть Лидка и родила урода, а все равно по-человечески бы надо, как положено.
***
Лидка с отвращением разглядывала уродливое существо, почти сплошь покрытое густой темной шерстью. Девочка тихонько попискивала в пластмассовом тазу, словно понимала, что не нужна она никому в этом мире и никто к ней не придет, как бы громко она не звала. Но груди Лидки отяжелели, даже побаливать начали. Мать посоветовала.
–Ты сцеживай молоко-то. Вон, возьми банку.
–А с этой чего?
–Сунь грудь, пусть сосет. Днем-то че, мешает она тебе что-ли. На ночь хлеба нажуй, смешай с молоком, да в марлю заверни. Сунешь потом в рот этой… чтоб не орала… пусть чавкает…
–Думаешь будет?
–Слышь, Лидка, твоей обезьяне лучше бы вообще на свет не появляться. Жить хочет, пусть жрет, что дают.
Лидка повернулась к дочери и вдруг втретилась с ней взглядом. Глаза маленького человечка сочились слезами. Неприятно засвербило где-то внутри и она поспешно отвернулась.
***
Девочка была на удивление спокойной. Впрочем, удивление здесь не при чем. Удивления не было, ничего не было. О малышке в ванной почти все забыли. Пашка только орал время от времени: « Лидка, иди, опять тут твоя развоняла.» Лидка покорно споласкивала таз и ребенка, даже кормила грудью ее по утрам, пока опорожнялась в туалете. Она вышла на работу сразу после праздника. Никто ничего не заметил. Вначале молодая мать как-то еще порывалась сходить, записать ребенка, но понемногу затягивали привычные дела, жизнь шла своим чередом, а потом стало все равно. Девочка особых хлопот не доставляла. Сунешь ей в рот на ночь жеванного