от него, когда он приходил к тебе сдавать оружье?
– Не заметил? Не заметить как же вообще такое можно было? – возмутился Зачепило страшно. – Этот хлюст полувоенный, чертов, появился аж под восемь только, негодяй, когда в четыре должен. И разило от него так, будто три недели откисал в сортире. Запах мерзкий исходил от типа, да такой, что я сознанья было не лишился, лишь почуяв только. Хорошо успел раскрыть окошко, а не то была труба бы точно. Идиоту я сказал, на пол чтоб пистолет ложил и дергал к шуту. Коль не запах, Николай Петрович, я б студенту надавал по шее. Шалапут мне перепортил праздник. Обмывал звезду правак, а я вот не попал к нему. И все ублюдок недоделанный оболтус этот. Значит, весь мой экипаж гвардейский тянет водочку, грызет колбаску, ну а я сиди и жди мерзавца. Разве мало, чтоб побить за это?
– Разумеется, совсем не мало. А Емелин, не сказал, где эдак провонялся-то?
– Да нет. На пол гад положил свой пистолет такой же, непомерно как и сам вонючий, и ушел. Я в керосине после ночь держал ПМ, никак иначе не поставить в пирамиду было.
– Хорошо. О разговоре нашем не болтай и номера сличай мне.
– Есть! – ответил Зачепило кратко и расстались офицеры тихо.
Рассуждая по дороге к штабу, особист про коньячок вдруг вспомнил, в кабинете что томился в сейфе, и к нему пошел, предельно ясно разобравшись, кто виновник вони, столь наделавшей беды в квартире. До конца уже совсем не сложно, до деталей разобраться было.
Вот и штаб. Второй этаж. Отдел вот полковой, да не простой – особый. Только что это!? Печать на двери без веревочки. За ручку дернул. Изнутри закрыта дверь. Ну что же, отомкнул чекист, вошел и видит Сашу спящего. Клубком свернувшись, почивает на диване сладко.
«Вот и кстати, – про себя отметил особист, – ключи как раз с печатью заберу, а то, не дай Всевышний, потеряет алкашина хренов». Но будить сперва не стал: сначала остограммиться решил и к сейфу на носках посеменил тихонько. Приоткрыл железный ящик мощный и рюмашку коньяка прихлопнул. Дело ясное, увидеть это почивающий не мог. Оно и хорошо: зачем соблазн ненужный.
Сейф закрыл потом, не хлопнув дверцей осторожно Александр Петрович, и за письменным столом уселся. Дело личное Алеши после пред собою положил, и начал изучать его, и где-то добрых полчаса на то потратил дело. Ничего не отыскал такого, что могло бы бросить тень хоть как-то. Ничего. И стал смотреть на фото офицера на двенадцать девять. И отметил: «КрасавЕц мужчина! Чем-то смахивает очень даже на меня в далеком прошлом, правда».
Тут проснулся особист Сашуля:
– Извините, Александр Петрович, – встал с дивана, – я зашел печать вот и ключи отдать, – невнятно очень пробурчал скороговоркой глупой. – И нечаянно приснул, представьте, ночь проспал и даже дня прилично прихватил еще, хотя был трезвый – в рот не брал хотя дурдома после.
– Замечательно, давай-ка, Саша, и ключи, и к ним печать, а то уж из дивизии вчера звонили.
– Понимаю, – сделав вздох глубокий, вынул бывший особист смиренно из кармана брюк ключи с печатью. Протянул. – Вот, Александр Петрович!
Балалайкин