Джек скреб проволочные спицы колес. Его ноги были мускулистыми и более волосатыми, чем я себе представляла.
За вчерашним ужином мать вела себя как… это слово одноклассницы писали в тетрадке отзывов. Нагибалась и легонько шлепала Джека, когда он ее дразнил. Возбужденная, вот что это за слово. Мама и ее глупый риск, ее черные кружевные бюстгальтеры.
Зеленый садовый шланг дрожал между ног Джека – он обливал и вытирал хромированные части. Проходя мимо веревки с бельем, он поглядел на мои трусы, поднялся по лестнице и ушел к себе в квартиру.
Одри Хепберн с обложки «История монахини» смотрела прямо мне в душу с моей неубранной кровати. Ее волосы были скрыты белоснежным апостольником, большущие глаза смотрели испуганно.
– Чего уставилась? – спросила я. – Так тебя разэтак!
Я впервые произнесла такую непристойность. По спине пробежала дрожь от сознания собственной силы.
После чего я села на кровать и разрыдалась. Долорес Прайс, леди печального образа.
Когда мама вернулась с работы, я тихонько вышла на площадку лестницы и подслушала бабкины жалобы:
– Если бы ты ей не позволяла… Пока она живет в этом доме…
– Я с ней поговорю, – сказала мама, упирая на «я». – Я занесу белье в дом.
Когда она поднялась и постучала, я уже была готова к защите. «Сама перестань вести себя как подросток! – скажу я. – Когда ты уже повзрослеешь, чтобы близким за тебя не краснеть?»
Но вместо критики мама присела на кровать и обняла меня.
– Давай с тобой сходим в кино, – предложила она. – Или по магазинам, или еще куда-нибудь.
Верх «Бьюика» был поднят – день выдался пасмурный и дождливый. Мы с матерью возвращались домой из Провиденс.
Мы выехали утром и позавтракали в кафе, затем купили две новые школьные формы мне и мохеровые свитера нам обеим. Простояли полчаса в очереди, чтобы попасть на утренний показ «Ночи после трудного дня», но девушки перед нами и за нами визжали при виде постеров с героями фильма в витринах кинотеатра, а мать забыла принять свои таблетки и боялась, что ее нервы этого не выдержат. Я немного подулась, но согласилась на «Мэри Поппинс».
– Тебе какие парни нравятся? – спросила я маму.
– Не знаю, – ответила она. – Высокие, смуглые и при деньгах. Как Вик Деймон – что он там, свободен?
– Нет, серьезно, – настаивала я. – Вот такой, как Джек, по-твоему, красивый?
Мать ударила по тормозам – почему, я не поняла – и рассмеялась:
– Какой Джек? Джек Фрост? Или Джек Бенни?
– Наш Джек, с третьего этажа.
– О-о, не знаю, – протянула она. – Я об этом не думала. Они с Ритой такая красивая пара, она же просто живая куколка, – мать включила радио.
– У нее рот некрасивый.
– Ты слишком строга. Я нахожу ее очаровательной.
– Тебе не кажется, что Джек чем-то похож на твоего брата? На снимке, висящем на лестнице, он напоминает Джека.
– Эдди? Да нет, не очень. Хотя сейчас, когда ты сказала… Правда, Эдди был