да в общем-то и все. Люстру под потолком на моей памяти не включали ни разу. Может быть, даже с момента возвращения Дозора в дом алхимика Пеля.
– Добро, бумаги я подготовлю, – наконец сказал Геннадий Петрович и, положив трубку, посмотрел на меня. – Ну здравствуй, Степа.
Невысокий человек лет пятидесяти, хотя истинного возраста его не знал никто. С простым, но волевым лицом, широкими надбровными дугами, чуть приплюснутым носом и внимательными глазами. Едва подернутые сединой короткие волосы аккуратно зачесаны назад, открывая широкий лоб, на котором появлялись морщины, когда начальник хмурился.
Одевался Драгомыслов хорошо и со вкусом – всегда носил аккуратную итальянскую тройку, стильный галстук с искрой и начищенные туфли.
Тип таких людей можно встретить в офисах банков или крупных компаниях, они всегда производят впечатление силы и властности. Хотя со своими сотрудниками Геннадий Петрович всегда держался открыто и просто, но бывал и строг.
– Здравствуйте, Геннадий Петрович, – поздоровался я.
– Рассказывай, с чем пришел, – положив руки на стол и сцепив пальцы, спросил шеф. – Как работа, идет?
– Идет потихоньку, – ответил я, понимая, что вопрос был формальным и Драгомыслов прекрасно знал, зачем я пришел. – Только вот…
– Опять за маму пришел просить, – покачал головой начальник, и я не выдержал.
– Почему вы не можете мне выдать право на воздействие? – От переполнявшего меня волнения я подвинулся почти на край кресла.
– Мы с тобой какой раз уже это обсуждаем, Степан, – спокойно ответил Геннадий Петрович. – Ночной Дозор может получить право на вмешательство определенного уровня только в результате определенных событий. Но и Дневной Дозор в ответ получит такое же право. И как они его могут использовать, подумал?
Конечно, я думал об этом тысячу раз.
– Ты Светлый Иной и не можешь ставить свои личные интересы превыше других. Да, я понимаю, это жестоко, но право на такой шаг мы можем получить только в том случае, если где-то напортачат Темные, понимаешь?
Я понимал.
– Но все же…
– Нет никаких «все же», Балабанов. – Драгомыслов встал из-за стола и пошел ко мне, ведя кончиками пальцев правой руки по лакированному дереву. – Мне нравится ваша семья, ты же знаешь, но я правда ничего не могу поделать.
Он остановился напротив меня и присел на край стола.
– К тому же я слышал, что ей становится лучше, разве нет?
– Да, врачи говорят, что есть улучшения, но незначительные… А вдруг что-то случится? В любой момент ведь может. Это же такая болезнь…
– Непредсказуемая, – согласился Геннадий Петрович.
– И неизлечимая, – тихо закончил я. – А Осип Валерьянович мог бы помочь.
– Степан, мы с тобой на эту тему уже сколько раз говорим? Я и считать-то уже перестал. Месяц, два?
– Три.
– Три. И за это время что-то изменилось?
– Но… – Я в очередной раз с горечью понял, что проиграл. –