дороге их обыскали. По вагону бегали молодые возбужденные парни. Они были из какого-то азербайджанского национального фронта, а может, и не из фронта – все равно они вывернули стариков наизнанку. А что у них есть – кастрюли? Все перерыли и разбросали все вещи по вагону. Ничего не нашли.
Говорили, что ищут оружие.
Деньги, наверное, искали, какое у стариков оружие.
Теща потом говорила, что, когда все закончилось, она как заново родилась.
Они устроились в Каджаране.
Дядя Армен в высоком точечном доме нашел им квартиру.
Потом мы привезли им туда Сашку, да и сами приехали, навестили.
Летели самолетом до Еревана, а потом – на перекладных до Каджарана. Путь через Баку нам теперь был заказан, там шла война.
Война чувствовалась и здесь – плохо с продуктами, но хлеб есть.
Очередей за хлебом целых две: в одной стоят мужчины, в другой – только женщины. У прилавка обе очереди встречаются и начинают толкаться. Меня теща попросила купить хлеб, я пошел и встал в ту очередь, что поменьше. Там стояли одни женщины. Обе очереди уставились на меня. Наконец ко мне подошел один старик и спросил по-русски: «Откуда ты?» – «Я из Ленинграда!» – «А! Из Ленинграда? – и, повернувшись ко всем, будто они не слышали: – Он из Ленинграда! Пусть без очереди возьмет!» – и мне дали хлеб без очереди.
Оказывается, в очереди можно стоять только за мужчинами, а за женщинами – неприлично.
«Почему?» – спросил я тещу. – «А ты же к ним будешь прижиматься!» – «А к мужчинам, выходит, можно прижиматься?» – Теща смеется: «К мужчинам можно!»
Дома теща всех кормит, тесть работает – приносит домой деньги. У тестя золотые руки, он нигде не пропадет.
Теща дружит с соседями. Где бы она ни жила, она дружит с соседями – это у нее бакинская привычка.
Соседская девочка приходит играть с Сашкой. У нее церебральный паралич, говорит и двигается она с трудом, но дети есть дети, они своих несчастий пока не замечают. Они с Сашкой весело бегают вокруг стола, играют в ловитки, смеются и визжат.
От другой соседки заходит маленькая и серьезная девочка Миле. Он еле до стола достает. Как-то теща купила рыбу, положила ее на стол, а хвост этой рыбы со стола свешивался. Миле подошла и откусила этот хвост. Рыба была сырой, свежезамороженной, она только-только оттаяла, и теща собиралась ее разделывать, и тут Миле отхватила ей хвост.
Все вскричали: «Миле! Что ты делаешь?!!» – а Миле в этот момент как раз и проглотила этот кусок, усердно помогая себе головой.
Я, конечно же, сразу по приезде отправился в горы за шиповником. За мной увязалась Сильва – жена брата жены Гасика и еще одна девушка, тоже чья-то жена.
Сильва оставила моей жене свою маленькую дочку и немедленно со мной умотала.
Ходили мы долго, почти заблудились, пока вышли к дороге.
С дороги нас должен был подобрать Гасик на свой машине.
– Где же твой Гасик? – спрашивал я у Сильвы.
– Гасик– пися! – говорила она. («Пися» – значит «плохой».)
– Вот именно пися твой Гасик! – донимал я Сильву,