только себя (о чем и крики), так что на встречу к хранителям пришло человек пять.
Один микрофон не работает, другой работает только тогда, когда он смотрит прямо тебе в рот.
Чуть в сторону– и уже скрежет, не нравится ему.
С микрофоном или без него все равно шум стоит такой, что и читатели, и писатели общаются с трудом.
Флотские писатели говорят о флоте – погиб, погиб, и поэт Борис Орлов на каждый вздох имеет стих.
А вообще-то посетителей много. Народ валит, народ жаждет, народ хочет читать. Разный народ. Кто-то хочет дорваться до Донцовой, кто-то – до Гришковца.
До Гришковца дорвались при мне.
Я бы здесь не нашел Гришковца ни за что, а они нашли. Не самого маэстро, понятно, но его книги.
А хорошо, что люди читают.
Пусть они читают, эти люди, пусть. Люблю, когда глаза наполняются мыслью. От чтения, конечно.
Вот за этим народ и давится в очередях на улице перед павильоном «57» Московской книжной ярмарки.
О крабе.
Чем отличается власть в России от краба?
У краба все органы и члены действуют очень согласованно – членик за члеником, членик за члеником.
Эту историю мне рассказал мой приятель Иджран Рустамзаде.
Иджран был начальником химической службы атомной подводной лодки. Служил он, как я, на Крайнем Севере.
Теперь он в Баку, служит в Министерстве обороны Азербайджана.
Как-то он оказался в Вашингтоне прямо перед Белым Домом. Собственно, об этом и рассказ.
Стоит он у самых ворот, тут же экскурсии одна за другой, а рядом, на травке, лежит на газетке бездомный.
Бездомный – черный американец, спит, а над ним стоит полицейский – тоже черный, невозмутимый, огромный. Полицейский стоит и смотрит на то, как спит бездомный.
Длится это довольно долго, наконец Иджран не выдерживает, подходит к полицейскому и спрашивает:
– Прошу прошения, сэр! Мне кажется, что этот человек здесь совершенно ни к месту. Не кажется ли вам, что его надо отсюда убрать?
– Видите ли, сэр, – отвечает ему полицейский, – я не могу его трогать, пока он спит. Я жду, пока он проснется, потому что если я его сейчас разбужу, то он скажет, что он только что во сне видел свою родную покойную тетю, и та называла ему точный номер лотерейного билета, по которому он должен выиграть миллион долларов. А я разбудил его именно в тот момент, не дав запомнить этот счастливый номер. Любой суд будет на его стороне. Вот поэтому я и жду, когда он проснется.
Мой Иджран подумал: «Е-мое! Вот это страна! Вот это полицейский! Вот это законы! Вот это суд!»
Когда он мне все это отписал, я подумал все то же самое.
О светлом образе.
Созданию светлого образа нашего госаппаратчика за рубежом мешает тот блеск глаз, который появляется, когда он входит в заграничный банк.
И еще ноздри.
Они у него в банке раздуваются.
Меня спросили, что я думаю о замене премьера, и я сказал, что ничего особенного не происходит.
Смена