массаж сделать? – вкрадчивым шепотом спрашивает он и, не дожидаясь ответа, встает, и его руки ложатся мне на шею, так нежно, бережно. Он начинает массировать, и я чуть не мурлыкаю от удовольствия. Его пальцы такие чуткие, мягкие. Он касается меня, как древние китайские живописцы касались своими невесомыми перьями невесомого шелка или как японские девушки, собирающие нежными пальчиками сложную электронику. Но его руки дадут фору и японским работницам, и древним живописцам. Я начинаю мысленно срочно инспектировать свою одежду: с нижним бельем у меня все было в порядке. А вот колготки подкачали – снять их надо как-то незаметно и аккуратно, чтобы не была видна дырка на левой пятке. И здесь звонит телефон. Сотовый Романа.
Он взял его, не глядя на экран дисплея, сказал: «Алло!» – и его лицо мгновенно изменилось. Оно стало сосредоточенно-хмурым. Только что он был рядом, а теперь – далеко.
Он смотрит на меня.
– Можно поговорить в комнате?
Это надо понимать – без свидетелей, то есть меня. Не дожидаясь ответа, он идет в комнату, а я остаюсь на кухне. Мои мысли скачут, как расшалившиеся белки, и нет никакой возможности призвать их к порядку. Разговаривает он минут десять или больше, и все это время я сижу и с бестолковым видом таращусь на его чашку. Когда он возвращается, я вскидываю глаза и смотрю на него.
– Вот такие дела… Джульетта, – тянет он. – Мне нужно срочно уйти. К сожалению. – Он улыбается, но глаза остаются серьезными и строгими. – Но мы еще обязательно встретимся. – Он треплет меня по плечу.
Я киваю, пытаясь скрыть разочарование. Если не везет, то не везет по полной программе. В кои веки познакомилась с симпатичным парнем, и он уже делает ноги. Наше свидание обрывается на высокой ноте, когда я уже мысленно рисую себе сладкие сцены. Это очень жестоко.
Я сглатываю. Надеюсь, в моих глазах он не видит этого разочарования и тоски.
– Ну… ладно, – говорю я нарочито-бодрым голосом. – Как-нибудь… в другой раз…
Роман уже в коридоре. Быстро надев кожаную курточку, он чмокнул меня в щеку. Его поцелуй по-братски снисходителен и ничем не напоминает ту ласку, с какой он еще недавно наматывал мои волосы на палец.
Я захлопываю за ним дверь и прислоняюсь к дверному косяку. Мои ноги дрожат, и я чувствую себя полностью обессиленной и опустошенной. Как после хорошего секса. Мне хочется плакать. Ронька стоит рядом и, задрав морду, смотрит на меня. Мне кажется, он понимает, что происходит со мной. Я наклоняюсь к нему и говорю, четко произнося слова:
– Вот такая я неудачница, Ронька. И ничего у меня никогда не получается. Даже в день рождения – облом. А я-то рассчитывала на хороший вечерок.
Да что там говорить, собаке не втолкуешь, что я уже рисовала себе картины фантастического секса, которого у меня давно не было. Ни секса, ни фантастического; я уже мысленно обнимала Романа и, вся дрожа, раздевалась под его ласковым взглядом, или он сам снимал с меня одежду, скользя чуткими пальцами по груди, животу…
Ронька смотрел на меня круглыми глазами, и я подавила вздох. Потом шмыгнула