волков! По крайней мере – уже нет.
– А вы чего ждете? Идите и посмотрите. И сразу же тащите тело сюда!
Через пару секунд две пары сильных рук схватили учителя за руки и за ноги. Он застонал.
– Господин помощник! Этот живой!
– Павлуша! Отворяй! Это я, Марья! Марья Лександра Степаныча!
Узнав страшную весть, прислуга Миллера прямо из управы, куда ходила спросить про поиски хозяйской дочери, едва ли не бегом припустила к дому товарки.
Они были плохо знакомы – в гости Марья заходила не более пары раз, однако нынче она считала своим долгом немедленно доставить печальное сообщение.
– Павлина! Ужасть-то какая! Отопри! – дверь, которую, очевидно, еще не отворили с восходом солнца, так и не шелохнулась, хотя Марья барабанила по ней изо всех сил.
Тогда девушка двинулась в обход дома. Но едва она, приложив ладонь ко лбу, заглянула в окно – как кто-то с обратной стороны тотчас же отпрянул, и комнату скрыла плотная занавеска.
Не понимая причин такой невежливости, Марья еще какое-то время прохаживалась у дома. Но потом, озлившись, отправилась к себе.
Господин Миллер сидел в своем любимом кресле, где она его и оставила. Вздохнув, Марья принялась за стряпню. На скорую руку за пару часов сготовила простецкий обед – щи да вареники. Но хозяин есть наотрез отказался.
– Маруся, сходи-ка снова в управу, – тускло сказал он, не поднимая набрякших глаз.
Глядя на него, Марья едва не заплакала от жалости.
Накинув тулуп да платок, она послушно отправилась туда, куда велел архитектор, однако на этот раз никого, кроме фельдшера, не застала.
– Не слышали ли чего про барышню Миллерову?
– Ничего не говорили. Но если бы что нашли – точно бы не смолчали.
Можно было пойти домой, но Марья снова свернула на тропку к худому дому Вагнеров.
– Павлина! Отопри – я ж тебя видала! – крикнула она, подходя к порогу.
В ответ дом посмотрел распахнутой дверью.
Девушка вошла внутрь и увидела следы небывалого разгрома. По горнице тут и там были раскиданы вещи – тряпье, утварь, части сломанной обстановки. Стояли раскрытыми шкафы и сундуки. Большой, обклеенный картинками, принадлежал Павлине. Он опустел.
– Убегла Павлина-то, – в недоумении развела руками Марья.
В предутренний час долгожданный звонок раздался.
Он совершенно утратил важность, однако Миллер приложил трубку к уху и терпеливо выслушал извинения далекого собеседника.
– Но сейчас, когда этот вопрос улажен, мы немедленно приступаем к отгрузке! Уверяю вас, господин Миллер: он отправится к вам первым же пароходом, без каких-либо дальнейших отлагательств и промедлений!
– Благодарю вас, – кратко ответил архитектор и повесил трубку на рычаг.
К именинам Шурочки он готовил восхитительный сюрприз. Такого не имелось еще ни у кого в городе. Да