Колдует над сучками и ветками, выпаривает концы лука в воде, изгибает их. И после этого натягивает на дугу пробную тетиву.
Не нужно думать, что работа над луком закончена. Нет, она только начинается. Гунвальд делает примерку. Он дает оружие в руки будущему хозяину и, отойдя в сторону, с прищуром смотрит, как управляется с ним молодой орк. Прикидывает, удобно ли, хорошо ли изогнуты плечи, как ложится в руку дуга. Таких примерок бывает несколько. Одежду шить легче. И лишь потом мастер начинает обрабатывать лук окончательно. Он плетет тетиву из конских волос, причем тоже подбирает для этого всегда разных лошадей. Шлифует дугу сушеным хвощом из Голодного леса и степным вереском. Гунвальд никогда не убирает со ствола все сучки и неровности, он как-то умудряется понять, какие из них идеально лягут в руке воина. И наконец, в руках счастливого хозяина оказывается неповторимое оружие. Оно никогда не подведет и будет служить много лет. Выстрел его пробивает даже щит и тонкую кольчугу. Старик изготавливает в год всего несколько таких луков, но при этом он один из самых богатых орков племени. Каждая его работа стоит пять коней.
Я мысленно поблагодарила Гунвальда. Итак, лук. Колчан со стрелами. Я делала их сама из сосны, которую добыла все в том же Голодном лесу. Только в Ятунхейме растут такие деревья. У этих сосен древесина крепкая, как железо. Оперение у моих стрел гусиное, красная обмотка. Наконечники выменивала у кузнеца. Каждый воин племени старается сделать такие стрелы, которые можно было отличить от других. Это удобно на охоте, когда их вырезают из добычи. Сразу видно, кто попал.
Охотничий нож всегда со мной, как и плеть. Недлинное, с ладонь, лезвие с резким, заточенным скосом к острию, из-за которого нож напоминает кинжал. Удобная, без всяких затей, дубовая рукоять. Зимой, к примеру, не до изысков – металлические украшения могут примерзнуть к руке. Ножны – кожаные, простые.
Кажется, все проверила, все собрала. Пора. Я вытащила из-за сундука отцовский фламберг. Этот меч отец много лет назад выменял на два десятка коней и ни разу об этом не пожалел. Выкованный искусным человеческим оружейником, фламберг стал надежным и незаменимым спутником в боях. Две трети узкого клинка, начиная от гарды, были волнистыми, с разведенными, как у пилы, краями. Меч отлично прорубал толстую чешуйчатую шкуру ятунов, оставляя на ней рваные незаживающие раны. Редкая, особой закалки сталь, из-за которой фламберг и был так дорог, обладала почти волшебным свойством: меч никогда не тупился. Я осторожно провела пальцами по поверхности клинка. Пятка покрыта узорами рун, чуть выше – мощные, острые контргарды, помогающие парировать удар противника. Крестовина большая, прямая. Обтянутая кожей рукоять почти в треть клинка длиной удобно ложится в ладони. Она словно еще хранит жар отцовских рук, горячку боя… Отец называл свой фламберг Пламенеющим и сокрушался, что некому будет оставить его после смерти. Он ошибался, великий воин Вархард. Потому что я продолжила его дело. Этой зимой, когда