ногами шуршала прибрежная галька. Этот звук отличался от других. К примеру, юная особа, которая прошла мимо, вызвала босыми ногами совсем другой звук, Радзянскому показалось, что галька простонала под ее ногами. Ему чудилось, что обувь Елены в его руках все еще хранит тепло ее ног и приятную, едва уловимую влагу, которая жгла ладонь.
Когда стемнело, они снова оказались в конце пляжа, идти можно было только назад, но оба не двинулись с места. Не было пытливого взора администраторши и приоткрытой двери гостиничного номера, однако Радзянский подумал, что вот сейчас им предстоит попрощаться; он мотнет головой и пойдет на свет отеля, как заблудившийся в неспокойном море катер на вспышки маяка.
«Как все глупо», – подумал он. Ему стало стыдно перед Леной. За свою слабость, что он не может прервать это знакомство, не сулящее ни ему, ни ей ничего хорошего, разве только воспоминания, от которых он будет прятаться внутрь себя, как моллюск в раковину, а Лена снисходительно улыбаться. Однако, сколько он ни всматривался, не мог заметить в ее поведении игры, за исключением вчерашнего дня, когда она демонстративно спасала от набегавших на нее волн юбку. Конечно, она догадывается о своем влиянии на него, что, несомненно, доставляет ей удовольствие, иначе бы она находилась совсем в другой компании. А он... Он своей покорностью дает ей пищу для демонстрации своих возможностей.
Араб шел рядом с девушкой и органически не мог согласиться с тем, что ему пятьдесят лет, физиология нашептывала, что ему едва ли больше двадцати, и таким заговорщическим тоном, будто ему перевалило за сотню-другую. И вот парадокс: ему совсем не хотелось выглядеть моложе, как-то скрыть свой возраст. Зачем?! Что, ему действительно перевалило за сто?
Они вернулись, и перед входом в ресторан девушка попросила свои сланцы. Радзянский удержал их, когда Лена потянула сланцы к себе. «Игрун, твою мать!» – На этот раз улыбка, которой он одарил спутницу, была искренней. Он поддержал Лену за руку, пока она, затягивая эту простую процедуру, надевала обувь.
Борис Левин запланировал свой отъезд на утро. Он появился перед Львом со следами вчерашней бурной ночи на лице.
– Так мне поговорить с Русланом? – Он демонстративно взглянул на часы. На миг Радзянскому показалось, что с помощью этого жеста он прячет глаза.
Лев покачал головой. Сейчас он скажет, что за ночь пересмотрел свою точку зрения, но умолчит, что именно повлияло на него, а точнее, кто. Ему не хотелось признаваться, что вчерашний вечер он провел в компании дочери Руслана Хачирова.
– Я должен подумать, – ответил он. – Хачиров когда уезжает?
Левин пожал плечами:
– Не знаю. Я могу сказать ему, чтобы подождал. Сколько ты намерен рожать?
И снова взгляд на часы.
– Дня два-три.
– Ладно. А как твоя? – Борис намекнул на вчерашнее знакомство в ресторане. – Мясо?
– Кисель, – отмахнулся Радзянский, думая о другой.
– Хорошо.
– Что хорошо?
– Хорошо, что я выбрал другую. Интуиция, – похвалил �