* *
Более нет никакого «социализма», «капитализма». Есть некое общественное соблюдение договора. Общественного договора. Условности, подкрепленной законодательными гарантиями.
* * *
Ныне стоит исходить не из показного пародийного консерватизма власти, а из дремучего консерватизма подавляющего числа населения, сумевшего образоваться за последнее двадцатилетие.
* * *
Я смотрю на живую материю, на мир движущийся, тем более, на мирЪ витальный, как на исчезающее, смотрю как-бы со стороны смерти, и в этом смысле он не видится мне существующим, «всамделишным». Иначе я вижу вещи – в них основательность, будто они откусили себе часть времени. Вещь выглядит словно бы привитой от смерти. И лишь отсутствие вечности, тотальная конечность, Ничто являются гарантом, тем, что лишает беспокойства…
* * *
Анорексия – «болезнь» ангелов.
* * *
Сейчас пойдет много агиток в стиле – «революция – это плохо».
На самом деле революция – это смотря кому.
* * *
Счастье – одно из понятий, поглощающих смыслы. Липкая абстракция. Наивные профаны вопрошают – «Неужто думаешь ты, что, добившись того, что продекларировала, обретешь счастье?» Так мне счастья не надобно. Мне чего мне надобно – надобно.
* * *
И о деньгах, социальном статусе и пр. В мире их получают, чтоб влиться в Общество, в России же, чтоб отгородиться от него. (От «общества», конечно, во втором случае.)
* * *
Соцсети убивают пафос и масштаб. А великий человек без пафоса и масштаба – ничто. Ну как Лев Толстой без поместий. Не представляю, кстати, Калигулу в ФБ. Вот он восклицает – «Публика, где моя публика!» А ему пьяный Вася из условного какого-нибудь Новогиреево – «Здесь я.» И смайл. Хорошо, не дожил.
Сжатие реальности
Моим главным детским опасением было осознание того, что этот мир – и есть окончательная и бесповоротная реальность. И что она, реальность эта чудовищна и бесконечна. Чистое осознание ада, вполне себе архетипического ада, правда в иной, несколько сюрреалистической интерпретации. Родившись, я не могла поверить в подлинность мира. Безысходность понимания настигла меня лет в шесть. И сохранилась по сию пору. Правда ныне я верю в неизбежную конечность мира. Можно назвать это сжатием или сворачиванием ада. Или же – скручиванием, уползанием вечности.
* * *
Интеллигентный человек от чего-то до конца не верит, что другой может превратить свою трагедию в пиар. Он вообще не умеет рационализировать трагедию. То есть, не понимает самоЮ природу сверхдейственной смеси – «Гешефт-гештальт». Я-то понимаю.
* * *
Глупо думать, что чудовище прячет в себе нечто ранимое. Если что и ранит его, то недостаточность своей чудовищности.
* * *
Кому-то вижусь я «носителем ницшеанской идеологии». Какая нелепость! Идеология у меня своя. К тому же – Ницше и ницшеанцы – нечто вообще непересекающееся и несовместимое.
Ницше