цветами в таких шалашах! И клевером, и ромашкой, и дикими маками! И часу не пролежишь, а уже – глядь, о чем-то грезишь.
Старец нас отпускал туда, когда для послушников в монастыре работы никакой не оказывалось – редко, но отпускал.
Лежим, однажды, и вместе мечтаем.
С нами еще часто ходил Гийом, сын богатого гончара, он как раз на том лугу пас стадо отца. Толстощекий, глазастый, и говорливый – ну словно петух! Бывало, едва к монастырским воротам из келий подойдем, он уже заливается! А уж в сене когда лежал, то совсем одуревал.
Слышал я, говорил этот Гийом, есть такой лес заповедный, Герцинский. И водятся там прекрасные женщины, которые летают по воздуху с теми, кого полюбят. Вот, говаривал он звенящим от радости голосом, представляете, вы, монашки, не просто прекрасные женщины, а крылатые. Феи. Здесь у нас одно сено и грязь и горшки от одного края деревни до другого, а там – прекрасные женщины с крыльями. А дальше, говорят, чудные страны…
Мой брат Андрей, он тоже тогда в нашем монастыре послушание проходил, это потом только ушел – тут разволновался.
Что, говорит, жук мордастый, надоело тебе коровок пасти? Хочешь с дьяволицами в том лесу блудовать?
Пастушок задрожал: нет, говорит, что ты, ну что ты. Хочу рыцарем стать.
Брат не успокаивался. Ты пастух, и будь пастухом. Я и брат мой будем монахами, потому что так Господь нам указал, и у Старца мы учимся. А ты должен стадо пасти. Если каждый захочет быть кем-то еще, то что же получится? Весь мир развалится. Монах – он монах, а пастух – он пастух! Ну, а ежели выучишься, как положено, у отца, гончаром станешь.
Вы – другое дело, насупился наш мечтатель.
Мы еще полежали тогда, помолчали, а через год, может быть, исчез наш пастух. Говорят, прибился к одному отряду, вроде как к важному рыцарю в оруженосцы пошел. А брат тоже ушел, только позже – искать мудрости по монастырям и городам. А на лугу том, понятное дело, теперь другие мальчишки сидят, разговаривают.
РАЙМУНД ЛУЛЛИЙ: Купил Любящий день слез за день размышлений и продал день любви за день печали, и умножились в нем любовь и размышления.
Ближе: Рыцарь Гийом
Незадолго до Константинова дня, оставшись совсем без еды, я впал в уныние. Даже молитва не прибавила света. И вот я услышал шаги. Очень странные – как будто бы великан в крошечных сабо со стыдом крался к пещере. Или стайка нехристей-гномов, для пущей скрытности забрались друг другу на плечи, и погромыхивая своими лопатками и кирками, явились полюбопытствовать – кто там забрался в их царство, не покрадет ли он что-нибудь из неучтенных сокровищ? Я даже представил себе неловкого гистриона на ходулях, который тряско подволакивает весь свой фиглярский скарб, шары и погремушки – спасается от нашего крикливого настоятеля и его младших праведников. Но прервал мои фантазии голос. Он был незнаком и знаком одновременно.
«Я Гийом, – сказал этот голос. – Помнишь меня? Я вернулся».
Гийом