с нами, кто не предал,
а те кто нынче в уши льет елей,
когда мы снова в славе и чести —
пусть лебезят, мы знаем славы цену.
Спит верный пес, не ведая измены,
под мордой лапы дряхлые скрестив.
Смятение
Ночь накрыла душным одеялом
Тихий двор, беседку с голубятней,
Птица неизвестная кричала
Все гортаней, злей и не понятней.
И гроза далекой канонадой
Медленно на город надвигалась,
И в глотке холодном лимонадном
Чувствовалась или так казалась
Горечь не свершившегося чуда,
И вина за то, что не сумела
Я его свершить. Стальной кольчугой,
Что блестит, начищенная мелом,
Где-то глубоко в моем сознанье
Все еще сияла вера будто
Час пробьет, и день такой настанет —
Я проснусь однажды рано утром…
Что я маюсь? Где я? Как я? Кто я?
– это просто ночь перед грозою.
За курганом
Белые лилии в черной запруде затона,
Там, возле устья реки, за широкой косой.
Тихо качаются в ночь от подводного звона
Храмов затопленных, а на горе колесо
Мерно скрипит или это варган мой гундосит,
Дудка шаманская и скоморошья свирель.
Или от ветра шумят, созревая колосья,
Неумолимая домры печальная трель.
Там, где курганы, седые ковыльные степи,
Станции с бабками, спелый черешневый дух
Отматерится душа и уймется, и стерпит,
Выю подставит и снова впряжется за двух.
Вот она, вся нараспашку, двужильна, всесильна
Русо-калмыцко-татаро-башкирская мать.
Ведьмою, белой русалкой плутает меж лилий
Мне б изловчиться и взгляд ее жгучий поймать.
Мне бы хоть каплю того первородного духа,
Что сквозь века сохранилась от всадниц лихих.
Издалека узнаю я, по смеху, со слуха
Звонкую южно-уральскую вольницу в них.
Мудрец
Мудрец, что нажил ты своим умом?
В богатом убранстве, в коврах роскошный дом?
Набитый золотом сундук? Высокий чин?
Мудрец, чему ты можешь научить?
– Мой дом – дорога, а богатство – целый Мир.
Мой чин – бродяга вольный я. Никто
не позавидует. Оторванный листок
от дерева под ветром и дождем.
От самого рожденья мы идем
путями разными. Вот мудрости секрет:
Как ни старайся, а в гробу карманов нет.
Не нужен там ни золотой, ни медный грош.
Все, что ты здесь усердно наживешь,
посеяв меж наследников раздор,
все шелуха, бездушный хлам и сор.
Останется лишь память о тебе,
тебе самом и то, каким ты был:
Как жил, с кем пил, с кем хлеб и кров делил,
кому помог, кого за что простил,
какую роль сыграл в чужой судьбе,
останется