на выдохе, истошно прохрипела мать. Какой – то невероятный спазм охватил её тело.
– Сынок мой родненький, – захлёбываясь от подкатывающейся истерики, она рванулась к нему, и прижалась к груди. Слёзы хлынули из её глаз. Женщина обняла сына, прижимаясь к нему, не в состоянии больше сказать ни слова.
Отец, поднявшись со своего рабочего места, не мог шелохнуться от неожиданности. Кровь хлынула к вискам, лицо налилось багрянцем.
– Матвеюшка, ты ли енто? – приходя в себя, произнёс он. Матвей, еле сдерживая слёзы, посмотрел на отца.
– Я, батя.
Семён Евсеевич сделал несколько больших шагов, и оказался рядом с сыном. Обхватив его затылок своей могучей ладонью, он прижал его голову к своему плечу. Варвара, не поднимаясь, наблюдала за происходящим. Ребятишки притаились, не понимая, что происходит. Петро, украдкой, то и дело смахивал слёзы, предательски выступающие на глазах.
Неожиданно, Мария Тимофеевна рванула к большому сундуку, стоящему возле печи. Открыв крышку, и выкинув из него несколько тряпок, она достала старенькую, в резной оправе иконку.
– Уберегла, Царица Небесная. Уберегла сыночка, Заступница наша – женщина перекрестилась и поцеловала образ Пресвятой Богородицы, вытирая заплаканное лицо кончиками платка, упавшего с головы на плечи.
– Кажную ночь просила защиты у Заступницы Небесной, и услышал Господь, – всхлипывала она.
Мария Тимофеевна поднесла икону мужу. Он, перекрестившись, поцеловал её.
– Милостив Господь нынче к нам мать, Слава Тебе, Господи.
Перекрестив себя и сына, он ещё раз поцеловал святой образ. Матвей сделал тоже самое. За ним повторил Петро и Варвара.
– Ну что же мы на пороге, садитесь за стол, – захлопотала мать, ставя икону на полочку опустевшей божницы. Время от времени, по домам ходили патрули, и изымали у казаков иконы и распятия. Дескать, неча религией себе голову задурять.
– Варюшка, подавай на стол, казаки с дороги знать оголодали, – по-отечески мягко скомандовал Семён Евсеевич.
Все стали усаживаться за стол.
– А Сеньша то с Андрейкой рыбалят, – опомнилась мать, и выбежала во двор.
– Даша, Даш, – крикнула она через соседский забор.
– Что, баб Маш? – отозвалась девушка с длинной, чёрной как смоль косой, и большими голубыми глазами.
– Дашенька, миленькая, сбегай на реку. Там Андрейка наш с Сенькой рыбалить пошли. Скажи щоба домой бёгли. Скажи, зараз Сенькин батька домой возверталси.
– Я мигом баб Маш, я мигом.
– Постой.
Девушка обернулась.
– Батьку сваво покличь, пусчай зараз придёть. Девушка забежала в дом, кликнула отца, и со всех ног понеслась к реке.
– Спаси Христос, – поблагодарила её в след Мария Тимофеевна, и вернулась в дом.
Дашин отец, Григорий Метелин, для Семёна Евсеевича и Марии Тимофеевны был как сын. В 1915 году, он, с тремя товарищами, привёз с германского фронта тело