теперь послушайте, – провозгласил он. – Так вот, сегодня мы должны принять закон: никаких смешанных браков!
– Правильно, – откликнулось множество людей.
– Все мальчики – чистильщики сапог – сегодня бросают свою работу.
– Бросаем прямо сейчас!
Несколько человек в лихорадочной спешке прихватили с собой и пронесли через весь город свои щетки, и теперь они повыбрасывали их.
– Примем закон о минимальной зарплате, так?
– Так, так!
– Будем платить этим белым не больше десяти центов за час.
– Правильно!
К выступавшему поспешил мэр города.
– Послушайте-ка, Уилли Джонсон, слезайте с ящика!
– Мэр, меня нельзя принудить ни к чему подобному!
– Вы устраиваете беспорядки, Уилли Джонсон.
– Какая мысль!
– Вы, еще будучи мальчишкой, всегда ненавидели все это. Вы сами ничуть не лучше некоторых белых, о которых вы тут распинаетесь!
– Теперь другое время, мэр, и другие обстоятельства, – сказал Уилли, даже не глядя на мэра, а всматриваясь в лица тех, внизу, – улыбающиеся, сомневающиеся, растерянные, некоторые из них враждебные, напуганные, отвернувшиеся от него.
– Вы еще пожалеете, – сказал мэр.
– Мы проведем выборы и изберем нового мэра, – сказал Уилли.
Он смотрел на город, где на улицах, там и сям, появились свежеизготовленные вывески: «Клиентура ограничена: в любое время обслужим неполноценных клиентов». Уилли усмехнулся и захлопал в ладоши. И останавливали трамваи и закрашивали задний сектор белой краской в ожидании их будущих обитателей. И довольные люди заполонили театры и канатами огородили в них места для белых, в то время как их жены удивленно взирали на все это с обочин дорог и шлепками загоняли в дом детишек, чтобы уберечь их от этого ужасного времени.
– Все готовы? – взывал Уилли Джонсон к своим согражданам, держа в руке веревку с аккуратно завязанной на ней петлей.
– Готовы! – прокричала половина собравшихся.
Другая половина, недовольно ворча себе под нос, двинулась прочь, подобно персонажам из ночного кошмара, не пожелавшим в нем участвовать.
– Летит! – закричал какой-то малыш.
Как будто все они были марионетками на одной ниточке: все одновременно подняли головы вверх.
По небу в сполохах оранжевого пламени, высокая и прекрасная, летела ракета. Она описала круг и спустилась, вызвав всеобщий вздох. Она приземлилась, причинив небольшое возгорание травы на поле; огонь скоро погас, некоторое время ракета лежала спокойно, а затем под взглядами притихшей толпы большая дверь на боку корабля прошипела выходящим кислородом, отползла в сторону, и из корабля вышел старик.
– Белый человек, белый человек, белый человек… – зашелестели в толпе ожидающих слова; дети, бодаясь, нашептывали их друг другу на ухо; слова, пульсируя, распространялись дальше, туда, где толпились люди, стояли трамваи под ветром солнечного дня, где из открытых окон разносился запах краски. Шепот сам собой угас, все стихло.
Никто