сказал, что Шикако убили не на улице, а в одном из многоквартирных домов, даже адрес назвал. Столичный проспект 100.
Это был, конечно, бред, о чем ему было немедленно доведено остальными курильщиками. Все специалисты Альянса жили в центральных кварталах, а не в хибарах, помнивших еще комсомольскую стройку, и где блестящие перспективы можно было видеть сквозь дыры в ржавых трубах, не слезая с унитаза.
Вновь полученные сведения подтвердил еще один новопришедший. Звали его Сергей, он работал в отделе всеобщей экономии. Он сказал, что да, япошку завалили в многоквартирном доме, только не 100-м, а 57-м.
Рубец повернулся ко мне:
– Ты же жил в 6-м квартале. Где это?
Все уставились на меня, и их ожидание мне не понравилось.
– Вы сначала определитесь, в 100-м или 57-м, а уже потом спрашиваете, где это! – огрызнулся я.
Курильщики пристыжено замолкли, смущенные столь явно выказанным недовольством, и от меня отстали, чего, в общем-то, я и добивался.
На самом деле, известие о совершенном преступлении, ударило меня по нервам, словно кувалдой по хрупким струнам. Так получилось, что и дома я эти хорошо знал. Точнее, дом. Когда я начинал жить в нем, он носил строительный номер. Сотый. Уже потом ему присвоили 57-й номер согласно генплану.
Тщетно я успокаивал себя, что история не касается меня никаким боком, и Шикако убил совершенно мне не известный преступник. В этом доме я знал почти всех, и чутье говорило мне, что в этом деле не все так просто решается, и оно может, так или иначе, затронуть знакомых мне людей.
В глубине души я был просто уверен в том, что вся эта истории каким-то боком окажется связана не просто с моими хорошими знакомыми, а на самом деле, дорогими мне людьми, а чутье в таких делах, когда я оказывался замазан по уши, еще ни разу не подводило меня. Невезучий я человек.
Высказывались самые фантастические идеи, чего Шикако понесло в старый дом. Возмущались наглости шпаны, напавшей среди бела дня.
– Почему среди бела дня? Косоглазый мог и ночью пойти в гости. Никто же не сказал, когда его убили, – резонно возразил Рубец.
– Мы заговорили про день, когда решили, что он загорать шел, а потом автоматически перенесли это и на остальное. Это называется инерция мышления! – заявил Пауль, обожавший раздражать собеседников.
– То есть получается, Шикако поехал ночью в старый квартал, зашел в один из многоквартирных домов. Зачем? Кто его убил? Кому он вообще мог помешать? Он без переводчика и банку консервную не мог открыть! – горячился Рубец.
И был не совсем прав. Я Шикако знал плохо, всего-то пару раз выходили в доки, да в столовой поели за одним столом. Рубца же вообще к иностранцам не пропускали, чем еще больше убедили в несовершенстве мира.
Но открыть банку консервов Шикако вполне мог. Самостоятельный был мужик, на все имел собственное мнение. За это мог и пострадать.
Э, не гони лошадей, командир, остановил я себе. Эдак недалеко и до паранойи договориться.
– Может, его и не убили