от человека и его сознания ….». Похожего мнения придерживался и В.И. Ленин, утверждавший, что объективная истина есть представление, (ПСС, т.18, с.123).
Расхождение этих утверждений с нашим определением истины прячется в роли слов “”. В приведённых определениях она фиксирует независимость изучаемого объекта от исследователя. Когда мы утверждаем, что истина зависит от исследователя, мы вовсе не утверждаем обратное. Нюанс в том, что слово “” мы прилагаем не к самому объекту, а к представлению о нём. В нашем видении, когда адекватных представлений может быть не одно, перемена точки зрения не изменяет автоматически сам объект.
Ленин отстаивал мысль о существовании так называемых объективных законов природы, не зависящих от человека. Его наивность была в том, что он не смог разделить в своём сознании предмет изучения, который существует в природе сам по себе, и закон природы, который существует лишь в сознании человека и является интеллектуальной моделью изучаемого природного объекта/явления. Обосновывая свою точку зрения объективным, не зависящим от чьей-то воли существованием мироздания, то есть отстаивая материализм, он, незаметно для себя, его же и опровергает. Действительно, если существует единственный способ (вариант) понимания Мира, значит этот Мир создан по некоему замыслу и познание лишь процесс постижения этого замысла. В то же время, с материалистических позиций, природа вовсе не обязана быть постижимой человеческим сознанием. Ограниченность сознания не позволяет создать внутри него полностью адекватную модель, а значит, единственно возможную модель Мира.
Тривиальный пример неведения разницы между истиной и явлением: . Действительно, 1+1 всегда равно 2. Но необходимо понимать, что это математическая модель, которая существует в сознании и приложима не к любому явлению. Если речь идёт о яблоках в корзине, то она адекватна, а когда речь идёт о двух ядрах водорода, сливающихся в ядро гелия, то она не работает (неприложима).
Наивность Ленина вполне естественна для обывателя, поскольку сознание людей подобно между собой и простые закономерности в нём интерпретируются более или менее одинаково, а значит, кажутся единственно возможными. Однако, начиная с некоторого порога сложности познаваемых явлений, становится заметен произвол в возможной интерпретации этих явлений. Мах, а позднее и более обстоятельно Пуанкаре, указали на этот произвол. Единственное, на чём они не смогли заострить внимание своих оппонентов, за что и были ими критикованы с изрядной долей сарказма, и на что мы обращаем внимание: истина, как возможная модель явления, не может быть полностью произвольна. Она, прежде всего, должна быть адекватна самому явлению, а во вторую очередь, удобна в использовании.
Этот прорыв сознания и позволил