много людей, которые получают за то, что занимаются этими безработными.
Таким образом, прогресс заключается в том, чтобы наращивать стоимость человеческого капитала. Которая заключается в оценке времени, а ведь это, честно говоря, есть отчуждение в чистом виде, то есть это прямое ограбление человека. Да, конечно, офисный планктон не будет сравнивать себя с дедами и прадедами, потому что офисный планктон ходит на фитнес, в ночные бары и клубы и он доволен своей жизнью. Но ведь офисный планктон двумерен абсолютно, ибо вся его жизнь – это трансформация длительности в стоимость. Вот это и есть прогресс.
О. Д.: Что получается? В чём смысл? Я так понимаю, что идеализм, который был во многом определяющим сто – сто пятьдесят лет назад, сейчас не продаётся. Продаются автомобили, айфоны, фитнес, а идеализм продать нельзя, разве только в виде секты какой-нибудь или подходящей религии для общества. В этом дело?
Г. Д.: Я думаю, что ситуация реально такова, что сто пятьдесят лет назад идеализм никто не продавал, он был остаточным, это была задержка предыдущих матриц, которые не успели ещё рассыпаться. Можно отметить, что обыватель всегда живёт в предыдущем столетии, а элита – в следующем. Скажем, в XX веке средний человек живёт в XIX, а авангард – в XXI веке. То есть авангард находится в постмодерне, а обыватель и низы – ещё при Дарвине, при теории эволюции, при борьбе с церковью.
О. Д.: Я сейчас подумал, а может, не так плохо, что столь много обывателей? Пусть это стадо живёт себе и живёт, а люди смышлёные, быстро соображающие могут получить себе много благ жизни.
Г. Д.: Так это приведёт к тому же самому, к колбасе и к аргументу тела. Вопрос, однако, заключается в том, что, если мы имеем цели в жизни, они всегда автоматически уходят за рамки сугубо индивидуально человеческие, то есть они являются надындивидуальными. Фактически невозможно иметь цели, которые были бы ограничены рамками человеческого индивидуально-телесного формата. Есть такой убогий вариант, это американская мечта, индивидуальный проект каждого американца. Когда американец рождается, у него есть задача реализовать некий образ: домик, семья, которая растит детей, газонокосилка и определенное комьюнити вокруг в данном местечке. Но это, я бы сказал, исключительно уродливая вещь, она была бы ничего себе, если бы была замкнута и склеена клейкой лентой, как в некоторых американских фильмах показывают, – бесконечное вращение на том свете. Вопрос в том, что человек смертен, а смертность ставит вопрос о смысле всего остального…
О. Д.: Смертность человека всему придаёт смысл…
Г. Д.: Да, она всему придаёт смысл и одновременно лишает смысла многое. Все эти мелкие детали, которые погружают человека в жизненный сон: домик, газонокосилка, дети, пошедшие в школу. Я называю это «минимальным человеческим пониманием». Я писатель и делю людей на две группы: которые его имеют и которые не имеют. Не имеющие могут быть очень талантливыми. Но поясню, что я хочу сказать: есть Лев Толстой,