в меткости состязались.
Только и услышал вслед:
– Зря ты его злил, Дзю… он и так мало что понял, а теперь и подавно. – Это Детский Учитель.
Пауза. И тихо почему-то, словно весь турнир вымер.
– Злю – значит, надо. – Это уже Обломок, шут тупой. – Злые – они острее видят, а добрые – слепцы! Гвениль его только что под чужой удар подставил, до проверки Мастерства Контроля, а этот Рог Мэйланьский… Добренькие мы все, Наставник, по самую рукоять добренькие, не переучить нас!..
И – еле слышно во вновь возникшем гомоне – чей-то скрипучий смешок.
3
…Испортили настроение, мерзавцы! Чуть Учителю сгоряча по-Беседовать не предложил… И не то чтоб я его опасался или еще что-нибудь – у такого и выиграть почетно, и проиграть не зазорно, – а просто неловко на турнирном поле препираться и Беседы случайные затевать.
И с кем? С Детским Учителем семьи Абу-Салим?! Не хватало еще с шутом на площадку выйти, на потеху всему Кабиру… Расслабился, называется! Завелся с первого взмаха, как вчера кованный…
– Айе, Единорог! Оглох, что ли?!
Совсем рядом ударили в землю конские копыта, налетевший ветер принес с собой запах звериного пота и кожаной сбруи, и сбоку от меня вырос Лунный Кван-до, вонзив в землю наконечник основания древка.
Казалось, что щуплый и жилистый Придаток в юфтевой куртке по пояс и штанах из плотно простеганной ткани, гарцуя на плохо объезженном коне, уцепился с перепугу за ствол одинокого кипариса, у которого вместо кроны по ошибке выросло огромное лезвие с толстым шипастым обухом.
– Ну, мэйланец, ты даешь! Тебя на твоей площадке уже битый час дожидаются! Твой выход! Гвениль кривому двуручнику уступил, все тебя ищут…
Вот сколько себя в Кабире помню, всегда у Квана Придатки мелкие…
Что? Что он сказал?!
То, что Гвениль умудрился-таки проиграть заезжему Но-дачи, сразу оттеснило на задний план все прочие мысли.
– Как уступил? На чем?!
– Да в самом конце… Их сперва, как ты ушел, на Мастерство Контроля трижды проверяли – и все в лучшем виде! У гранитной плиты, у натянутой струны, у бычьего пузыря – оба при ударе в полный размах вплотную останавливались! После по горящей свечке срубили – опять на равных… фитиль сняли, свеча стоит. А там гость предложил гвозди в воздух кидать. Вот Гвен на втором гвозде-то и срезался!..
Увлекшийся Кван все говорил и говорил, подробно перечисляя мельчайшие детали состязания в рубке, но я уже не слушал его, поймав себя на странном и неприятном чувстве.
Очень странном и очень неприятном.
После проклятых слов шута поражение Гвениля стало приобретать для меня довольно неожиданную окраску. Действительно ли опытный эспадон уступил рубку, нарвавшись на более умелого Блистающего, или крылся в этом какой-то тайный умысел? Вот и у Абу-Салимов он громче всех за турнир высказывался, несмотря на предупреждения Шешеза да мои слова…
Стоп, Единорог, не дури… Гвениль-то, может, и громче других был, да только твой голос последним получился, последним и решающим! И кто, как