снова сотрясали конвульсии. Внутри ее происходило нечто космическое, неописуемое и невыносимо прекрасное, и она чувствовала, что это будет несравненно лучше всего того, что было с ней до сих пор – в этой постели, этой ночью, да за всю ее жизнь. И это ее напугало.
– Я больше не могу, – со слезами в голосе прошептала она, каждой клеточкой быстро слабеющего тела ощущая приближение небывалой волны. – Ты так убьешь меня, дорогой!
– Да, милая! – ласково прошептал он, наклонясь к ее уху.
А затем откачнулся, чтобы в следующую секунду войти как можно глубже.
Когда он отстранился, она на один ничтожно краткий и безумно страшный миг увидела в зеркале на потолке отражение своего лица и дико закричала, но он закрыл ей рот поцелуем и выпил ее крик так же жадно, как саму жизнь.
Когда спустя полчаса, приняв душ, одевшись и аккуратно затушив свечи, он уходил из отеля, в двухместном номере на третьем этаже было совершенно тихо. Ветерок из приоткрытого окна игриво шевелил кружевную занавеску и заметал под кровать легкие розовые лепестки. Во внутреннем дворике за окном все так же мелодично журчал фонтанчик, и нерадивый дежурный по-прежнему отсутствовал на своем сторожевом посту в вестибюле.
Все ее вещи, сложенные в черный пластиковый мешок для мусора, он выбросил в контейнер на железнодорожном вокзале, до которого бодрым шагом дошел за десять минут.
«Любовь женщины не может жить без комплиментов и признаний. Только они нейтрализуют медленный, но смертельный яд сомнений и тихой ревности.
Бурную женскую ревность нельзя нейтрализовать ничем. Она в мгновение ока превращает родник нежного чувства в кипящий гейзер и в клочья разрывает сердце. Разумеется, любовь умирает, но это быстрая смерть.
Боги не были ко мне добры. Моя любовь умирала в муках!»
Яростно тюкнув по кнопке с изображением восклицательного знака, я сломала ноготь и громко выругалась.
– Что-то случилось? – встрепенулся Санчо за перегородкой.
Через тонированное стекло я видела его силуэт: Санчо развалился в кресле, забросив ноги на стол и полируя ногти.
– Ничего страшного! – мрачно ответила я. – Все страшное, что только могло случиться, уже произошло!
– Ясненько! – невозмутимо ответил Санчо и прогремел выдвижным ящичком.
Из приемной донесся запах лака для ногтей.
– Закончишь с маникюром – поделись пилочкой! – ворчливо попросила я, с сожалением посмотрев на изувеченный ноготь.
Оттопыренный средний палец смотрелся в тему – мне как раз очень хотелось послать весь мир куда подальше. Но я еще пыталась взять себя в руки, а потому загнула рабочий палец со сломанным ногтем и одним указательным перстом с ускорением наколотила начало нового абзаца:
«Я не познала бурной ревности, но не потому, что ты не дал мне повода».
Последнее слово неожиданно четко проассоциировалось у меня с выпивкой.
– А и в самом деле! Нет повода не выпить! – обнадеженно подумала я вслух.
– У