указатель – 200 километров от Москвы. Промелькнули непонятные Каленичские дворики, потянулась Рязанская область, объявившая о себе так: «Деревня Константиново – родина Есенина – приветствует дорогих гостей».
Шел третий час езды, когда Жене потребовалась остановочка. Сосновый лес был забросан большими пластмассовыми бутылками из-под разных напитков – теми самыми, про которые все знают, что они не разлагаются десятилетиями, не превращаются в перегной, не питают собой растения, а просто подло засоряют землю.
Она читала в одной книжке про оккупационные армии, которые во все времена вели себя нагло, оставляя после своих ночлегов в лесах заплеванные, загаженные стоянки. Но ведь это были чужие армии! Они шли по чужой, завоеванной оружием земле.
Почему же люди бросали огромные бутылки, пакеты из-под соков, жестяные банки, рваные газеты в красивом своем лесу, в который могли еще не раз вернуться?
Наскоро выполнив несколько приемов каратэ, Женя вернулась в машину. Единственно, от чего она уже начинала страдать, – это от невозможности поставить ногу на стену и стоять не меньше получаса, читая какую-нибудь книжку или уча иностранные слова. Ее подруги по секции в это время слушали обычно попсу, но она не могла себе позволить так тратить драгоценное время.
За спиной остались уже 400 километров с лишним. Пролетали непонятные слова на указателях – Шевырляй и Казачий дюк, город со странно-коротким, как лай, названием Шацк, основанный будто бы в 1553 году… На быстром ходу Женя сначала прочитала «…в 1953». Это было довольно давно – Женина мама в том году еще не родилась, но кто-то умер, а кто – она никак не могла вспомнить.
На выезде из города был еще один плакат, и теперь она успела прочитать правильно – «1553», то есть так давно, что представить себе это и с чем-то связать было почти невозможно.
После какой-то большой реки во всю пошли работы – расширяли полотно дороги (это выражение, когда-то от кого-то услышанное, Жене нравилось – как и полотнище пилы). Медленно проворачивался тяжелый каток. Экскаваторы загребали своими огромными челюстями светло-желтый песок, готовый скрыться под черным асфальтом.
Дорога пошла широкими волнами – подымалась вместе с полями, вздымавшимися к горизонту, и вдруг ухала вниз. Указатели так и пролетали мимо, иногда Женя успевала прочесть, что всего в двух километрах Студенец – то ли городок, то ли село. На полях стояли аккуратно, как сладкий рулет, закатанные золотистые валки соломы, оставшейся от убранной пшеницы.
В полдень началась Республика Мордовия и, едва успев мелькнуть указателем на Саранск, закончилась – ведь они неслись со скоростью 120 км и быстро проскочили прятавшуюся налево в лесах, оставшуюся не замеченной Женей Потьму, где километрах в семидесяти от станции Явас, в обнесенной несколькими рядами колючей проволоки поверх высокого забора и тщательно охраняемой зоне Олег Сумароков отбывал первую неделю своего пожизненного заключения.
Приближались к Пензе, и появилось на указателях непонятное слово «Павелмс» и более понятное, хотя только