делаю это для твоей же пользы.
– Прямо не верится, что я говорю с тем же самым человеком, книгами которого зачитывалась, – ядовито бросила она. – Да и никто не может поверить, что их на самом деле написал ты.
В ответ на это Вейл радостно закудахтал:
– Вот это верно! Здорово, правда?
В течение следующих нескольких недель, встречаясь за работой, он держался с ней холодно и отчужденно, полагая, что их дружбе пришел конец. В итоге Клавдия сказала ему:
– Не напрягайся, Эрнест, я тебя уже простила. Откровенно говоря, я даже думаю, что ты был прав. Но зачем надо было быть таким жестоким? В какой-то момент мне даже показалось, что в тебе заговорил самец. Знаешь, как это бывает: сначала оскорбить женщину, а затем швырнуть ее в постель. Но затем я поняла, что ты для этого слишком туп. Когда будешь потчевать меня своими горькими пилюлями в следующий раз, не забудь посильнее подсластить их.
Вейл передернул плечами.
– Моя работа – единственное, что у меня есть. Если я не буду в ней честен, я стану ничем. А жестоким я был только потому, что ты мне очень нравишься и глубоко небезразлична. Ты даже сама не знаешь, какое ты сокровище.
– И что же во мне особенного? – с улыбкой спросила Клавдия. – Талант, юмор или красота?
Вейл с раздражением отмахнулся.
– Нет-нет! На тебе лежит благословение. Ты очень счастливый и жизнерадостный человек. Ни одна трагедия не сумеет тебя сломить, а это очень редкий дар.
Клавдия задумалась над его словами.
– Знаешь, во всем этом есть что-то весьма обидное. Может, моя жизнерадостность – признак глупости? – Помолчав, она добавила: – Может, разумнее было бы изображать печаль?
– Конечно, – с иронией отозвался Вейл. – Я всегда печален и, значит, разумнее тебя?
Оба рассмеялись, и Клавдия обняла писателя.
– Спасибо за честность.
– Только не задирай нос. Как говаривала моя матушка, жизнь похожа на ящик с гранатами. Никогда не знаешь, какая из них отправит тебя в Царство Небесное.
Отсмеявшись, Клавдия проговорила:
– Послушай, почему в каждой твоей фразе звучит такая обреченность? Вот потому-то тебе никогда и не стать киносценаристом.
– Зато я более правдив, чем вы все, вместе взятые, – парировал Вейл.
Прежде чем закончилась их совместная работа над сценарием, Клавдии все же удалось затащить его в кровать. Она сильно увлеклась Вейлом, и теперь ей хотелось увидеть его без одежды, чтобы они смогли поговорить совершенно искренне и довериться друг другу до конца.
Как любовника Вейла отличало скорее не умение, а энтузиазм. По сравнению с другими мужчинами он также выказывал гораздо большую благодарность за полученное наслаждение. Но больше всего в нем было восхитительно то, что, окончив заниматься сексом, он очень любил поговорить, и нагота нисколько не умеряла категоричность его суждений и ораторский пыл. Она нравилась Клавдии. Оказываясь без одежды, Вейл проявлял буквально обезьяньи проворство и ловкость, а кроме того, был так же волосат. Грудь его напоминала кусок