А куда ребенка дели, спрашивала дотошная Лаура, а мама Оля отвечала, что сама ребенка принесла на станцию в корзине, закутанного в простыню и ватное одеяло, причем по-умному, рано утром, еще темно было, пусто, еще до прихода рабочего поезда, поставила корзину на скамейку и ушла в лес неподалеку. И как бы потом пришла на этот поезд, но корзины не заметила. Одна баба заметила, так воровато пошевырялась (папино словечко) в находке и сразу заорала, и ребенок запищал. И тут мама Оля тоже подошла как бы на крики. И они с той бабой взяли корзину и поехали с ней на рабочем поезде до первого по дороге отделения транспортной милиции, проводник подсказал. Там эта баба испугалась и ушла, и записали маму Олю, все данные паспорта и адрес (а мама Оля потом созналась, что пьяному милиционеру подсунула паспорт Валески, все данные были оттуда, а этот паспорт потом она отдала Мане, чтобы та, как оправится, устроилась бы санитаркой в сельскую больницу, мама Оля там договорилась с главврачом, своим однокурсником).
Записали ее, и мама Оля дождалась, пока не приедет «Скорая» за младенцем.
Увезли мальчишку. Все чин чинарем.
А папа Витя искал своего ребенка и Маню в Ленинграде, по роддомам.
Дело еще было и в том, что новоявленный отец не знал фамилии домработницы, Маня и Маня. Спрашивал, родила зовут Маня. Кто ему ответил бы на этот бред.
И Лаура все это рассказала Верочке-дочке.
Этот отцовский, во грехе рожденный, где-то живущий (может быть) ныне сын был старше Лауры, да и Лаура еще вопрос, чья была.
Это уже Валеска развивала излюбленную тему, отвечая маме Лоре. Валеска прямо сказала ей, не звони сюда, ты не наша, папа сказал. Намекнул на это откровенно. Что Лаура эта была дочь какого-то больного в мамином отделении, по имени Вахтанг. Это произошло через много лет после Маньки. Отец признался.
Врачихи-то на ночных дежурствах спят? Спят в ординаторской. Кого хошь приводи, что хошь делай. Отец так выразился.
Этот Вахтанг, больной якобы, рядовой, так и ходил, так и ходил вокруг ординаторской, все заглядывал. Пневмония якобы. Ну и поползли слухи, санитарки же всегда в курсе, а у них Викентий Иваныч был начальник и герой.
Лаура и родилась у мамы Оли чернавкой. И папа, и мама белесые, а эта как головешка. И мама в оправдание все повторяла, что ребенок вся пошла в предков. Наконец сказалось наследие итальянских архитекторов, помощников Росси, говорила мама Оля.
«И больше сюда не звони, ты приблудная, не наша, позоришь нашу честную фамилию», – завершала все телефонные разговоры Валеска.
А у Мани что была за фамилия, никто не знал.
Папа, кстати, как с ума сошел в эти дни, все звонил пьяный по родильным домам, читал списки, вывешенные там, где принимают передачи для рожениц, кричал под окнами.
Тосковал, убивался.
Сын ведь (мама Оля случайно, не беря во внимание своего мужа, проговорилась).
Что касается Валескиных чувств, то ненависть к младшим широко распространена у старших детей, говаривала мама Лора, и это сопровождало жизнь Вериной мамы от колыбели. Валяшка просто