с доплатой, свою квартиру на улице Металлургической.) Вот и сегодня – да, сон был чрезвычайно реалистический! – он вышел из собственного подъезда в тихий двор. Еще скользнула во сне мысль: «А где Варя? Почему я один? Почему ее рядом нет? Что с ней случилось?»
Время было во сне другое, и он знал его совершенно точно: будущее, 2033 год. Двор производил впечатление чуть ли не вовсе покинутого. Для начала машины, что стояли внутри двора – а все парковочные места до единого оказались заняты, – явно последние пару недель, а то и месяцев, со своих мест не трогались. Все были покрыты пылью, а кое-где тополиным пухом и упавшими листьями. (В реальности заканчивался ноябрь, а во сне Алексею виделось лето – самый его излет, ближе к осени.) Одна машина, не нашедшая себе места в междворовом проезде, темнела, брошенная на газоне. Она лежала на боку, окна выбиты, и такое складывалось впечатление, что она кому-то мешала и ее просто, в стиле раз-два-взяли, сковырнули и перевернули с проезжей части на газон.
И никаких людей не было вокруг. Не поспешали бабки воспользоваться счастливым пенсионерским часом в ближайшем гастрономе, подростки не неслись в школу (либо из нее), и мамочки не прохаживались с важным видом в сопровождении колясок. Лишь в дальней оконечности двора маячило несколько фигур – если точнее, трое. В черных спортивных курточках и надвинутых на лоб капюшонах, они как-то покачивались и производили впечатление алкашей, собирающих мелочь на бутылку, а еще точнее, наркоманов – потому что молодыми они были. Молодыми и крепкими. Все трое обернулись и посмотрели в сторону Данилова – и взгляд у всех был нехороший, оценивающий. Так глядят обычно в сторону добычи. Шакалы, к примеру, так смотрят на пасущуюся в стороне косулю. Но в следующий момент, поглядев и оценив – холодком повеяло от их взглядов, – парни все-таки решили не связываться. То ли слишком далеко Леша от них находился, то ли почему-то не представил интереса.
Алексей вышел на улицу Космонавтов. В реальности она обычно бывала запружена поспешающими авто. Среди дня они неслись, утром и вечером – ползли. Но всегда занимали все полосы, что в одну сторону, что в другую. Однако теперь ни единой машины не проезжало ни по одной из шести полос. Ни одной! Зато пространство и вдоль обочины, и вдоль разделительного бордюра было заставлено брошенными авто. И даже на разделительном газоне, приминая траву, стояла пара-тройка машин. И все они – как и те, что парковались в даниловском дворе, – производили впечатление выкинутых, причем давно: тусклые оконца, слои пыли и грязи, черные потеки и присохшие почки.
Но вот началась хоть какая-то движуха. В сторону метро проехал троллейбус – как ни странно, весь полный людьми, даже задняя дверца оказалась неплотно закрыта – оттуда торчал, не помещаясь, кусок чьего-то толстого бока и спины. Мелькнули лица пассажиров за окнами – как и нынче, безразличные и бесконечно усталые. Затем медленно, на очень малой скорости, проехала машина полиции. Из нее двое офицеров внимательно вгляделись в Алексея – он на улице был совершенно один, – но, видимо, полицейские, так же как наркоманы