FG,[32] так что хорошо сечет ночную жизнь, наркоту и прочее. Но она еще сказала, что там все понятно даже чайнику. Собственно, именно поэтому я здесь. Если бы это были просто истории про полуночников, это бы мало кого зацепило. Вопрос: почему я здесь? Да потому, что тусовки типа «Сделаем из кюре пюре», иначе говоря, тусы как новый глобальный образ жизни, стали в высшей степени популярны у молодежи до тридцати пяти лет, а уж у двадцатипятилеток и подавно. Это новый тип людей.
Ф. Б. Ты начал с литературы, а потом перешел на эссе, которые скорее даже тянут на памфлеты. В твоем «LXiR’е» ведь нет автобиографических моментов. Это, скорее, материал к размышлению о реформе общества.
Г. Д. Ага. Мои первые опусы частично писались для того, чтобы как-то поладить с собой. Но сами по себе все эти псевдобиографии как жанр – это тебе не баран чихнул, это важная штука. Может, кто-то захочет последовать моему примеру.
Ф. Б. Ты окончил ЭНА[33] – и при этом стал символом сексуальной свободы. Как тебе удается совмещать?
Г. Д. Да я уже в ЭНА был символом сексуальной революции! Ходил в куртке-бомбер, обтягивающих джинсах и в рейнджерах[34] и еще брил голову.
Ф. Б. Но это всего-навсего прикид!
Г. Д. Да, но я хотел неограниченной свободы.
Ф. Б. Иначе говоря, «LXiR» – это призыв вернуться к анархистским идеалам 68-го года? Ты ультраанархист? Ты за легализацию всех наркотиков?
Г. Д. Да я такой же, как ты, Фредерик. Я, в общем-то, такой же, как и все мое поколение. Ведь во Франции, как, собственно, и во всем мире, самые большие антагонизмы – между поколениями. Я бы сказал даже, во всем белом мире – поскольку я неисправимый провокатор. Каждый имеет право на самовыражение. И самые сильные расхождения – это тотальное и радикальное взаимное непонимание стариков и молодежи. Кто эти старики? И кто те «суперстары» – типа Жоспена и Ширака, – на кого они работают, кому служат? Это все те ренегаты, что позабыли Май 68-го, перекрасились, переоделись, нацепили на себя деловой костюм с галстуком, стали святее, чем папа римский, заделались махровыми буржуа, так что пробу ставить негде.
Ф. Б. Забавно! Метафоры у тебя в основном вестиментарного характера: «деловой костюм с галстуком», «перекрасились», «махровые»…
Г. Д. Ничего удивительного, потому что это проявляется в одежде. Мода – это кодексы, система кодексов.
Ф. Б. Вернемся к «LXiR’у». Какой смысл ты вкладываешь в глагол «развоспитывать»?
Г. Д. Я всего лишь тычу пальцем – или фиксирую внимание, если хочешь, на том, что происходит. Если ты в Штатах видел, как проводится «Teen Awards»,[35] то обратил внимание, что голосуют только подростки и они очень яростно выступают против системы власти, что всех их объединяет. Они все «пара» что-то – пара-клубники, пара-наркоманы, пара-спортсмены-экстремалы, типа серфингисты. Кроме того – страшные индивидуалисты и пофигисты. Это радует. Что касается «развоспитывать», то это значит порвать с «культурой моральных норм», о которой пишет Норберт Элиас.[36] Мы давно отошли от состояния