столбы, – прошептал Пауль.
Над далекими скалами поднялась гирлянда красных огней. Пурпурные штрихи рассекли небо.
– Это выхлопы реактивных турбин и лучеметы, – сказала Джессика.
Первая луна, красноватая из-за висящей в воздухе пыли, встала над горизонтом слева от них. Там еще виднелся хвост бури – пустыня словно кипела тучами песка.
– Похоже, это харконненские топтеры выслеживают нас с воздуха, – озабоченно проговорил Пауль. – Видишь, как они прочесывают пустыню – хотят быть уверенными, что выжгли все, что там есть. Так вытаптывают гнездо каких-нибудь ядовитых насекомых…
– Гнездо Атрейдесов, – пробормотала Джессика.
– Надо найти укрытие, – сказал Пауль. – Пойдем на север, придерживаясь скал. Если они поймают нас на открытом месте… – Он отвернулся, подгоняя лямки рюкзака. – Они бьют по всему, что движется.
Он сделал шаг по склону – и услышал шелест скользящего в воздухе орнитоптера, увидел темные силуэты машин над ними.
Отец сказал мне однажды, что уважение к истине лежит в основе всех почти систем морали. «Ничто не возникает из ничего», – сказал он. Глубокая мысль – если только понимать, сколь изменчивой может быть «истина».
– Я всегда гордился тем, что вижу вещи такими, каковы они есть, – сказал Суфир Хават. – Это – проклятие всякого ментата. Невозможно не просчитывать поступающую информацию, невозможно остановиться.
В предрассветном сумраке можно было видеть, как сосредоточенно старое обветренное лицо. Губы в пятнах от сафо сжаты в узкую прямую линию, от них пролегли тяжелые складки.
На песке, напротив Хавата, безмолвно сидел на корточках человек в свободном длинном одеянии. Слова старого ментата его явно не тронули.
Оба они сидели под скалой, козырьком нависавшей над широкой и неглубокой впадиной. Рассвет уже окрасил иззубренные верхушки скал в розовый цвет. Под козырьком было холодно – здесь задержался отставший от уходящей ночи сухой, пронизывающий холодок. Перед самым рассветом дул теплый ветерок, но сейчас вновь похолодало. Хават слышал, как стучат зубами немногочисленные уцелевшие солдаты.
Человек напротив Хавата был фримен. Он пришел к Хавату, чуть только забрезжил «ложный рассвет». Он скользил, словно едва касаясь песка, сливаясь с дюнами. За его движениями, скрытыми полумраком и развевающимся одеянием, невозможно было уследить.
Фримен протянул руку, пальцем начертил на песке подобие чаши с выходящей из нее стрелкой.
– Там без счета харконненских дозоров, – сказал он. Поднял палец от рисунка, ткнул в сторону скал, откуда спустился Хават со своими бойцами.
Хават кивнул.
Да, их там много.
Но он все еще не понимал, что было нужно этому фримену – и это его беспокоило. Он привык, что ментат способен определить движущие мотивы поступков.
Только что он пережил худшую ночь в своей жизни. Он был в гарнизонном городке Тсимпо, одном из буферных форпостов